На протяжении всех последних 20 лет официальная государственная политика РФ по отношению к крупным научным проектам (например, в области освоения космоса, термоядерной энергетики и т.п.) заключалась в том, что все эти проекты надо осуществлять только и исключительно в рамках «международного сотрудничества». Типа, мы страна бедная и «не потянем» собственную орбитальную станцию, термоядерный реактор и полёт на Марс (все деньги ушли на сочинскую олимпиаду и тому подобные вещи), и поэтому, типа, надо строить МКС и ИТЭР только и исключительно в сотрудничестве с цивилизованными людьми из США и Евросоюза. Под предлогом этого самого «международного сотрудничества», например, уничтожили орбитальную станцию «Мир» и отказывались от советского приоритета в синтезе сверхтяжёлых элементов.

Однако в начале 2014 года санкции, введённые западными странами против российских чиновников в связи с событиями на Украине, оказали благотворное действие: под воздействием этих санкций отдельные представители власти стали заявлять о необходимости своих собственных научных проектов, без участия США. Первенство по количеству заявлений такого рода держит вице-премьер правительства РФ Д.Рогозин, уже заявивший, например, о планах строительства собственной российской лунной базы, отказе от GPS в пользу ГЛОНАСС и предложивший американцам летать на МКС не на российской «Союзах», а на батуте (хотя, спрашивается, зачем им батут, если у них уже есть космический корабль нового поколения Dragon). Ещё год назад такое нельзя было представить.

В связи с чем было бы уместно напомнить о ещё одном важном научном направлении, в котором «международное сотрудничество» тоже приняло за прошедшие 20 лет дискриминационные для России формы. Речь идёт о синтезе сверхтяжёлых трансурановых химических элементов.

Что это такое и для чего нужно, я подробно писал ещё в 2010 году в статье «Что мешает модернизации и инновациям» (в интернете по ссылке http://www.minspace.ru/Polit/dubna-apr.html). Кратко напомню. На сегодняшний день в таблице Менделеева имеется 118 химических элементов. Из них на планете Земля существуют только 94 – от водорода до плутония. Вообще в природе имеется 98 элементов – до элемента калифорний с атомным номером 98, который образуется при взрывах сверхновых звёзд. Все остальные 19 элементов (каковые и называют сверхтяжёлыми) были получены искусственно на ускорителях. Из них три элемента – эйнштейний (номер 99), фермий (номер 100) и менделевий (номер 101) были открыты американцами в лаборатории в Лоуренсовской национальной лаборатории в г.Беркли. Ещё один элемент – рентгений (номер 111) был открыт немцами в Центре тяжёлых ионов в Дармштадте. Все остальные 15 сверхтяжёлых элементов были открыты у нас, в Объединённом институте ядерных исследований (ОИЯИ) в Дубне: элементы с номерами 102-110 – ещё в советские времена, когда первые из них получили названия, данные им советскими первооткрывателями: элемент №102 – жолиотий (в честь Ф.Жолио-Кюри), элемент №103 – резерфордий (в честь Э.Резерфорда), элемент №104 – курчатовий (в честь И.В.Курчатова), элемент №105 – нилсьборий (в честь Н.Бора). Затем был перерыв на «чёрные девяностые», когда как раз и пришлось временно уступить первенство немцам, и, наконец, с конца 1998 года был синтезирован элемент с номером 114, получивший название флеровий (в честь родоначальника работ по синтезу сверхтяжёлых элементов в СССР Г.Н.Флёрова) – центральный элемент т.н. «острова относительной стабильности», в последующие годы были получены и окружающие его элементы с номерами от 113 до 118. Их время жизни намного выше, чем предсказывала теория: не тысячные и миллионные доли секунды, как должно быть, а десятки секунд и даже десятки минут. Если будут синтезированы изотопы с бОльшим числом нейтронов (конкретно – изотоп флеровия с массовым числом 298), то не исключено, что время жизни этого изотопа может достигать миллионов лет.

Естественно, западные конкуренты СССР были недовольны советским приоритетом и с самого начала, с момента открытия жолиотия в 1963 году, пытались оспорить советский приоритет, дав новым элементам свои названия (так, например, американцы отказались признавать название «курчатовий» (элемент №104), мотивируя это тем, что, по их мнению, «Курчатов был не учёным, а администратором»). Что, однако, не помешало им предложить для элемента нильсборий (атомный номер 105) название «ганий» в честь немецкого физика О.Гана, который делал атомную бомбу для Гитлера. Правда, поскольку это всё-таки слишком даже для нынешних времён, то в конечном итоге для этого элемента сторговались на названии «дубний» в честь фактического места открытия (г.Дубна). При этом советского приоритета в синтезе этого элемента американцы до сих пор не признают.

В советское время мы посылали американцев с этими их нелепыми претензиями куда подальше. Во всех публикуемых вариантах таблицы Менделеева были советские варианты названий. (только иногда для 102-го и 103-го элементов вместо советских вариантов их названия – «жолиотий» и «резерфордий» публиковались временные западные названия «нобелий» и «лоуренсий», но при этом в скобочках, как окончательно не утверждённые). Широко издавалась научно-популярная литература, посвящённая реальной истории синтеза новых элементов.

Однако после реставрации капитализма российские учёные пошли на вопиющее низкопоклонство перед Западом, отказались признавать бороться за отстаивание советского приоритета и для всех «спорных» элементов согласились на названия, предложенные западными конкурентами. Подробнее обо всей этой истории рассказано по ссылке в интернете http://www.minspace.ru/Education/chem2-58.html. Могут сказать – «это было в страшные 90-е». Но ведь и при Путине с Медведевым ничего не изменилось. С 1990-х годов и по сей день соавтором всех открытий ОИЯИ числится американская Ливерморская национальная лаборатория (не путать с упомянутой выше Лоуренсовской лабораторией – это у пиндосов два конкурирующих между собой научных центра), а от всех предложений о возможности практического использования сверхтяжёлых элементов в создании энергетики будущего российские учёные категорически открещиваются – типа, нет-нет, у нас чистая фундаментальная наука, никаких разговоров об их практическом применении сверхтяжёлых элементов быть не может, потому что сразу же встанет вопрос о возможностях «двойного применения», а этого западные партнёры не поймут-с!

Теперь, однако, созрела благоприятная политическая коньюнктура для решения этой проблемы. Созрели все условия для того, чтобы, во-первых, восстановить законные советские названия сверхтяжёлых элементов (таблица Менделеева по советской версии с правильными названиями элементов имеется в интернете по ссылке http://www.minspace.ru/mendeleev.html. Во-вторых, активизировать работы по исследованию сверхтяжёлых элементов на предмет их практического использования. Интерес здесь представляет то обстоятельство, что в случае их получения не в количестве единичных атомов, а в весовых количествах, их критическая масса цепной реакции может оказаться порядка нескольких миллиграммов, что позволит создать устройства со сверхвысокой концентрацию энергии, что, в свою очередь, позволит произвести переворот во многих областях науки и техники. Подробнее об этом рассказано в упомянутой выше статье «Что мешает модернизации и инновациям».

Сегодня это, конечно, выглядит как технологии даже не завтрашнего, а послезавтрашнего дня. Но и исследованиями послезавтрашнего дня тоже надо заниматься. Это особенно актуально в том случае, если мы признаём необходимость долгосрочного планирования экономики.

Для сравнения – сегодня 85% АЭС мира используют низкообогащённый диоксид урана в качестве топлива и лёгкую воду в качестве теплоносителя (а оставшиеся 15% приходятся на 3 типа – тяжеловодные CANDU, газоохлаждаемые и натриевые), в то время как в исследовательских реакторах отрабатывается значительно более широкий перечень вариантов топлива и теплоносителя. И многие варианты, которые ранее считались тупиковыми, сегодня получают новую актуальность (например, быстрые реакторы с нитридным топливом и тяжелометаллическим теплоносителем). Ну так почему бы к этим новым вариантам топлива (на первых порах – в качестве исследовательских ядерных установок) не добавить и топливо с использованием и сверхтяжёлых элементов. На более ранних этапах – попробовать использование в действующих и будущих исследовательских реакторах топлива с добавлением всё более и более тяжёлых трансурановых актиноидов, с постепенным увеличением их атомной массы и процентного содержания, чтобы посмотреть, как будет идти цепная реакция в таких условиях.

Далее, имеется технический вопрос – каким образом обеспечить получение сверхтяжёлых элементов в весовых количествах. Для этого необходимо, чтобы количество атомов, образующихся в единицу времени, превышало бы скорость их распада. Для этого можно предложить 2 направления: 1) создание более долгоживущих изотопов, 2) создание более эффективных ускорителей.

Для работы по первому направлению можно предложить 2 варианта пути: реакции типа U+U либо реакции с высоконейтронными легкими бомбардирующими частицами.

Для работы по второму направлению – возможно либо совершенствование ускорителя (пример – ускоритель на СВЧ-волнах или обратимый проект «ускоритель-электрореактивный двигатель»); либо, например, использование жидкой мишени (по образцу изотопного реактора «Аргус» на жидком ядерном топливе).

Таким образом, решение задачи разбивается на 5 подпунктов, по каждому из которых нужно утвердить план-график действий, выделить необходимые средства (и чтобы без всякого там пиления и откатов!) и ежемесячно публиковать отчёты о достигнутых результатах. Вот и посмотрим, окажется ли нынешняя власть достаточно последовательной, чтобы сделать это. Или же этим придётся заниматься уже будущей новой власти.