К примеру, в начале 90-х вопрос взятия власти коммунистами вовсе не был таким уж фантастическим. Причем, именно, потому что в партии на тот момент оказались в большом количестве очень трудоспособные, профессионально состоявшиеся люди в цветущем возрасте, но в силу известных причин выкинутые в одночасье на обочину жизни. Такие были в руководстве, такими были в массе своей и рядовые члены партии, и сочувствующие ей.

Естественно, на выборах в Государственную думу, в региональные органы власти дельные, положительные коммунисты средних лет легко обыгрывали «мальчиков в розовых штанишках», еще не успевших потерять облика младшего научного сотрудника, случайно избранного делегатом областной партконференции.

Кстати, в этом, видимо, была и одна из причин разгона местных Советов после путча 93-го года. В то время большинство Советов на местах имели большинство, избранное по спискам «Демократической России», но это демократическое большинство состояло из случайных людей, и было почти недееспособно, в отличие от сформировавшихся в тех же советах групп и фракций советской номенклатуры, главным образом представителей директорского корпуса, которые гораздо лучше понимали, что такое дисциплина и что такое вообще власть. Они, конечно, представляли серьезную опасность именно этим – возьми они власть, как ей распорядиться у них бы хватило профессионализма.

Не случайно в первые годы ельцинского президентства переход из оппозиции в правительство и иные властные структуры был делом вполне обычным. С одной стороны, власть осуществляла выбивание наиболее известных и профессиональных управленцев из рядов оппозиции, с другой ими же она укрепляла и собственные позиции.

Если мы возьмем список КПРФ в первой Думе, то увидим, что проблемы формирования теневого кабинета оппозиции практически не существовало – более того, список, который могла составить фракция КПРФ, был много убедительней, чем действующее правительство.

То же самое проявилось и на местах – выборы губернаторов поставили власть перед перспективой преобладания в стране регионов «красного пояса», что потребовало от Кремля просто титанических усилий по организации сразу десятков выборных кампаний в республиках и областях. Зарплаты и пенсии не платились по полгода, но на проведение избирательных кампаний средства находились всегда.

Власть пошла на колоссальное ухудшение качества управления, фактически, в ряде регионов, спровоцировала управленческий коллапс, лишь бы вывести из игры профессионалов советского периода, способных не столько взять власть (кстати, взять-то ее они оказались и не способны), сколько эффективно ей распорядиться.

В свое время первый мэр Москвы Г.Х.Попов признавался, что сознательно разрушал советскую систему управления столицей на основе райсоветов и райисполкомов, чтобы только не возродились каким-нибудь случайным образом заодно и райкомы партии. В результате «реформ» Попова то, что эффективно делал один советский чиновник, стали кое-как ковырять пять-шесть назначенцев из бывших «демократов». До сих пор столичная бюрократия не может до конца изжить наследия 1 года «реформ» Гавриила Харитоновича, а что говорить о провинции?

Назначенцев Собчака мы сегодня видим в качестве вице-премьеров и министров федерального правительства, да и сам Путин, за пять лет ставший из отставного подполковника госбезопасности первым вице-мэром Петербурга, тоже весьма красноречивый пример. Назначенец Кудрин рапортует о небывалых в истории страны доходах от продажи нефти, по небывалым в истории ценам, а назначенец Греф сообщает, что с марта месяца экономический рост в стране закончился и начинается медленный спад. А назначенец Путин, выслушав обоих, спокойно продавливает повторное назначение премьером человека, оказавшегося неспособным в процессе встреч с фракциями Госдумы ответить по существу ни на один вопрос депутатов.

Новые управленцы, которые приходили на приватизируемые объекты промышленности, сталкивались с конкуренцией со стороны собственных сотрудников, имевших за плечами опыт десятков лет, лауреатов премий и героев социалистического труда – и одновременно партийный стаж, также исчислявшийся десятками лет. Потребовалось полностью перестроить структуру бывшего народного хозяйства, понести колоссальные экономические потери, чтобы новые хозяева смогли полностью овладеть ситуацией на их теперь уже собственных предприятиях. Им пришлось вывести за рамки производств миллионы профессионалов разного уровня, сделать технологический крах абсолютно необратимым, чтобы уже больше не бояться, что их собственные сотрудники в один прекрасный день придут и отберут заводы и фабрики – и к вящему стыду, не окажутся более эффективными управленцами, чем «хозяева». В результате в стране сложилась совсем другая экономика, по эффективности сравнимая только с некоторыми африканскими странами, но был и один позитивный для новых хозяев результат – как управляться с производством в таких африканских условиях знают теперь уже только они.

Более знакомая мне сфера – область СМИ, тоже отражала общую ситуацию. Когда я пришел в «Правду» сразу после возобновления ее выхода в начале 1994 года, газета представляла из себя, конечно, печальное зрелище. Да и как могло быть иначе после разгрома? Были потеряны помещения, разбежались кто куда многие сотрудники, на счетах не было ни рубля, а подписка сорвана. И, тем не менее, в редакции еще оставалось достаточно профессионалов самого высокого, «правдинского» уровня, чтобы рассчитывать на возрождение качественной, мирового уровня газеты. Что и произошло вскоре на деньги греческих аферистов Янникосов, когда газета «Правда пять» приобрела тираж, поставивший ее в пятерку лидеров национального рынка, имела приличную доходность и цитируемость материалов издания другими СМИ была на самом высоком уровне.

Давно ли вы видели сегодняшнюю «Правду» в обзорах ТВ? А ведь дело не только в кознях Швыдкого и Эрнста, а и в содержании газеты, вернее, в его отсутствии. И не то, чтобы новая российская журналистика как-то широко шагнула по сравнению, скажем, с периодом «гласности». Но она все это время куда-то двигалась, а «Правда» стояла на месте и редела, безлюдела. В задачи оппозиции, конечно же, не входит помощь президенту и правительству в вопросах вывода страны из кризиса. Хотя отдельные старые специалисты до последнего времени, по старой памяти, все пытались донести до Путина «голос разума». Итогом стал испуг президента – «они еще и соображают» – и курс на полную ликвидацию системной оппозиции, начавшийся с изгнания думским большинством коммунистов с руководящих потов в Думе прошлого созыва, а продолжившийся разгромом на прошедших парламентских выборах всей оппозиции, и левой, и правой.

Но, кстати, до конца не поняли этого и тогдашние правдисты, не сумевшие до конца переключиться на выпуск оппозиционной, даже враждебной действующему режиму газеты. Все никак не укладывалось в голове у журналистов, привыкших мыслить по-государственному, что действующее государство ничего им не поручало. И в гробу их видело.

А годы шли, и годы эти работали совсем не на оппозицию.

В стране создавалась совсем другая, непохожая на советскую, система власти, со своей, абсолютно другой мотивацией у чиновничества, с другой системой взаимоотношений, ценностей. В этой системе появлялись уже свои профессионалы - передовики отката, мастера распиливания бюджетных средств, герои конъюнктурного секса. Выведенные за рамки процесса старые профессионалы теряли связи, теряли чутье на ситуацию, без чего не бывает карьерного успеха. Была построена экономическая система, не похожая на старую, где главным было не оказание, скажем, услуг населению, а извлечение максимальной прибыли, пусть даже и ценой отказа от оказания этих самых услуг. Деэлектрификация ряда населенных пунктов оказалась делом экономически более выгодным, чем подача туда электроэнергии, и это совсем не тот профессионализм, которому учили в советской высшей школе. Выкинуть станки на металлолом и сдать цеха под склады и магазины стало в этой системе не преступлением, а естественным поведением хозяйствующего субъекта. Законов этой системы старые специалисты не понимали.

Первым звонком, наверно, стало назначение И.Родионова министром обороны. Блистательный генерал, умница, пересидел самые разрушительные процессы, руководя академией Генштаба, и когда пришло время встать во главе армии, он обнаружил, что от Советской армии уже почти ничего не осталось, а то, что называется армией российской, является плохо управляемой массой вооруженных людей без определенных занятий.

Вспоминается вольтеров «Кандид», когда герой оказывается в Бразилии и пытается устроиться в тамошнюю армию. Когда узнают, что он служил сержантом во французской армии, тут же предлагают ему чин капитана. Но Родионов служил не сержантом, а генералом в самой современной армии 20 века, и в «банановом» войске места ему на финал не нашлось. Зато спустя несколько лет, этим воинством с успехом смог командовать человек с дипломом филолога. Это очень характерный пример того, как партийная масса стала терять претензию на лучшее качество. Профессионалы за 10 лет теряли квалификацию, переходили в категорию пенсионеров, умирали. Некоторые находили себя в новом порядке, как губернатор Ходырев или депутат Селезнев, но оппозиция их теряла, причем часто с некоторым налетом мазохистического сладострастия. В отчетах ЦК постоянно фигурирует рост членской базы КПРФ, причем за счет молодых людей в том числе. И это правда. Молодежь, пусть и не стройными рядами, а по одному или небольшими группами, но идет в оппозицию. Но это молодежь протестующая, часто маргинализированная, способная на действие и даже на самопожертвование. Возможно, именно они когда-нибудь окажутся теми, кто станет брать власть или хотя бы устроит этой власти новую Сорбонну.

Но смогут ли эти молодые люди командовать полком? Руководить заводом? Департаментом в министерстве? Или, сойдя с баррикады, надеть нарукавнички простого счетовода?

Их ровесники 10 лет назад в составе гайдаровского правительства «смогли». Ценой была гибель великой страны и само существование России казалось весьма проблематичным. Это теперь они обросли недвижимостью и подагрой, стали писать мемуары и возглавлять целые отрасли, как Чубайс, Потанин или Ходорковский.

Совершенно очевидно, что второго пришествия «розовых штанишек» страна не выдержит. Именно это подразумевал Г.Зюганов, когда сказал фразу об исчерпании Россией лимита на революции, за что был сильно бит общественностью, а зря. Он интуитивно это имел в виду, кадровый голод оппозиции на деятельных людей с управленческим опытом в современных условиях.

На заре советской власти большевики привлекали к работе старых специалистов, и это было оправдано. Но у новых большевиков просто нет этого кадрового резерва – ну не поручать же Чубайсу новый план ГОЭЛРО?

Беда в том, что у современной левой оппозиции нет собственных промышленных, научных или иных народнохозяйственных объектов, где бы можно было вырастить свои кадры, призванные в будущем осуществлять с таким трудом взятую власть. И эта кадровая пустота очень хорошо видна сегодняшнему избирателю, который предпочитает голосовать за «крепкого хозяйственника», пусть и давно вросшего в коррумпированную среду вокруг себя, но умеющего делать дело «здесь и сейчас». Никто не хочет, чтобы некие молодые дарования стажировались на живых людях, приобретая бесценный управленческий опыт ценой вымораживания целых городов. Это проблема.

Работа оппозиционных партий и движений, будь то гигантская КПРФ или небольшой юный Молодежный левый фронт, ничего не предлагает профессионалам, сегодня работающим в том реальном секторе, который имеется в наличии в современной России. Многие думающие люди хотели бы принять посильное участие, более того, на сетевых форумах часто поднимается этот вопрос. Но что предлагается? Либо с бабушками и дедушками на митинг к памятнику Марксу, либо со студентами-анархистами на флэш-моб. Лично я себе плохо представляю, как исполнительный директор компьютерной фирмы или государственный советник вылезает из «вольво», снимает пиджак и галстук, достает из багажника транспарант с лозунгом «Зурабов, верни копейку!» и топает митинговать.

Можно, конечно, сказать, что нечего делать в светлом социалистическом завтра этим прихвостням капитала, но до тех пор, пока именно средний слой, зарабатывающий какие-то деньги, делающий какое-то дело и знающий, как его делать, не присоединится к оппозиции, мы обречены обретаться на обочине политической жизни.

Что мы можем предложить среднему слою россиян?

А ничего. Мы об этом даже не думаем. Как у Райкина: «Идет завскладом, а мы на него пилюём».

Мы не можем предложить ему даже качественной газеты, которая бы на том уровне, к которому он уже привык (а это «Известия», «Коммерсант» и «Ведомости»), поднимала те проблемы, которые его интересуют. Если мы сегодня обратимся к той же газете «Правда», то с прискорбием надо констатировать: вернуться в ряд качественной прессы она уже не способна. Существует просто цивилизационный рубеж между корреспондентом «Правды» и директором сегодняшнего предприятия, а всего 10 лет назад они говорили на одном языке и понимали друг друга с полуслова. Или целых 10 лет…

В старое время любой партийный функционер имел опыт работы на производстве, как минимум в роли освобожденного секретаря парторганизации завода. Сегодня партия отрезана от рабочего класса проходной. И опыт прежних десятилетий не поможет теперь понять современного рабочего, инженера, а тем более менеджера, потому что это другой рабочий, другой инженер. И завод другой. Проблемы другие.

Поэтому когда на партийной работе оказывается успешный мастер предвыборных баталий, командир «полевой бригады» на выборах и просто толковый парень, то с представителем среднего слоя, производящего, между прочим, материальные ценности, общего языка у них не находится.

Сегодня молодой левый активист, как правило, отрицательно относится к службе в армии. Что объяснимо и с точки зрения марксистской теории оправдано – армия буржуазная, нечего в ней служить. Но как он может рассчитывать на понимание среди солдатской массы, когда они служат, а он «косит»? Он чужой для солдат, он чужой и для милиционеров, поскольку необходимым условием для поступление в «органы» является служба в армии. Леваки «косят» и тем самым дают «ментам» моральное оправдание: они не народ разгоняют, а «маменькиных сынков».

А ведь представитель среднего производящего слоя – это и армейский офицер, и офицер милиции, те, без привлечения кого на свою сторону даже бессмысленно и говорить о взятии и удержании власти. А что мы им говорим? Что предлагаем? Что мы, в конце концов, знаем об их жизни? Если судить по нашим газетам, то хорошо мы знаем только о жизни их бабушек и дедушек. У нас даже нет личностного ориентира, который мы могли бы предъявить среднему слою за неимением внятной позиции. Нет того, кто хотя бы олицетворял наше понимание этих людей, был таким, как они. Был Глазьев, но с ним как-то не складно вышло, хотя как символ «новых левых яппи» он подходил практически идеально. Где-то на горизонте обозначался Делягин, даже готовил материалы «теневого кабинета» оппозиции, но «не срослось» у него с партией, и теперь он в «Родине» у Рогозина. Илья Пономарев? Но он как раз ассоциируется с бунтующей молодежью, а не респектабельными отцами семейств, сидящими в офисах. А все остальные - враги, от Гельмана до Леонтьева. И куда ж теперь с таким личным составом?

А ведь совершенно очевидно: партия или другая организация, претендующая на власть, должна постоянно демонстрировать, что именно она лучше, эффективней, грамотней может этой властью распорядиться. И доказывать свои превосходства нужно не бабушкам, которые и без того горой за советскую власть, а тем самым профессионалам, на которых и держится общество, какое оно ни есть.

Мы же пока не имеем даже слов, с которыми к ним можно обратиться.

Обсудить статью можно здесь