Меньше месяца прошло с тех пор, как полковник Чавес – харизматичный и радикальный президент Венесуэлы выступал в Москве перед восторженной толпой левой молодежи и интеллигенции. Сейчас уже я лечу в Каракас на большую конференцию, организованную президентом. Так сказать, ответный визит.

Ад в раю

Первое, что поражает в тропической стране человека, прибывшего с севера, это пейзаж. Я уж не в первый раз в Латинской Америке, но это ничего не меняет. Глазам открывается совершенно непривычное пространство – огромное, богатое, не вмещающееся на первых порах в сознание. Понятное дело, в России пространства куда больше, мы это знаем из уроков географии. Но русский простор открывается постепенно. Одним взглядом его не охватишь, наш пейзаж скромный и, в известном смысле, камерный: реки холмы, перелески. Пространство осознается только в движении – именно поэтому русские так любят быструю езду.

Здесь – другое. Всё открывается сразу. С одной стороны – море, с другой бескрайняя череда гор, заросших буйной зеленью. Всё очень большое, всего очень много. Можно никуда не двигаться, а просто стоять, или ещё лучше – лежать, впитывая в себя эти новые ощущения. Внешняя среда никуда не гонит, не подталкивает к действию.

С точки зрения природы, здесь очевидно рай. Эдемский сад, раскинувшийся на тысячи километров. Но первые же признаки цивилизации нарушают гармонию. Среди роскошных гор стоят огромные уродливые здания, к тому же обветшавшие. Город Каракас представляет собой бессмысленное – на взгляд иностранца – скопление обшарпанных небоскребов и откровенных трущоб, между которыми снуют орды побитых старых машин и толпы плохо одетых людей.

Время от времени появляются и хорошо одетые люди в дорогих машинах, но они живут в каком-то параллельном мире, который, признаться, меня и не слишком заинтересовал. Точно такой же параллельный мир существует и в Москве.

Когда-то Каракас, как и многие латиноамериканские центры, был небольшим, уютным и провинциальным городом. Но янки открыли здесь нефть, а затем начался экономический бум. Исторические кварталы сравняли с землей (чудом уцелел лишь дом, где родился Симон Боливар). Вместо них построили бетонные небоскребы, проложили трассы для автомобилей. Увы, процветание длилось недолго, нефтяные цены начали снижаться, доходы от экспорта разворовывались, уровень жизни резко упал.

Небоскребы выглядят удручающе. Нас поселили в самом центре, в «Хилтоне». Две массивные бетонные башни, над одной из которых красуются огромные буквы: CaracasHilton – насквозь проржавевшие! Рядом ещё два небоскреба, даже более массивные, один из них наполовину выгоревший и заброшенный. Здесь на средних этажах было какое-то министерство. Случилось короткое замыкание, министерство сгорело, а с ним и все верхние этажи. Никто не пострадал. Признаков восстановительных работ не заметно.

Самая живописная часть города – трущобы, расположившиеся на склонах гор. Тут живет добрая половина населения. На выборах единодушно голосуют за Чавеса. Но посещать трущобы иностранным туристам не рекомендуется. Могут зарезать.

Вообще уровень преступности в городе настолько высок, что как мне показалось, местные жители готовы этим почти гордиться. Они настоятельно советуют вам не выходить на улицу после заката солнца, подробно, со смаком объясняют, как избежать неприятных встреч.

Природа создала рай. В этом раю люди умудрились построить собственный ад.

Полковник

В Венесуэле происходит революция. Полковник Чавес неудачно пытался устроить переворот, за что был посажен в тюрьму и стал народным героем. Победив на президентских выборах, он начал борьбу с бедностью. К счастью, приход новой власти совпал с подъемом мировых цен на нефть. Президент решил навести порядок в нефтяной госкомпании PDVSA, доходы которой ранее беззастенчиво разворовывались. Немедленно последовала попытка государственного переворота, однако она провалилась, натолкнувшись на сопротивление масс. Затем менеджмент компании остановил производство. В конце концов, Чевес победил: старый аппарат разогнали, провели реорганизацию, в результате чего в бюджете откуда-то сразу появились лишние 4 миллиарда долларов. Офисы компании отдали университету.

Государственный аппарат понемногу преобразуется, но результаты оказываются не совсем такие, как ожидалось. Коррупция сократилась, но эффективность не выросла. Если раньше какое-то дело проваливали за три миллиона, то теперь это обойдется дешевле. Его провалят за два миллиона.

Замечательные качества местной бюрократии я испытал на себе ещё в процессе подготовки к конференции. Сначала билет прислали не на ту дату, потом, аннулировав один билет, забыли выписать новый, потом билет заказали, но не подтвердили оплату. Странным образом, до Каракаса я всё же долетел. Магический реализм!

При этом стереотипное представление о латиноамериканской неэффективности не всегда подтверждается. Техническая сторона дела может оказаться на высоте. Здесь обожают новые технологии. Два часа я не мог дождаться молодого человека, который должен был сделать мое удостоверение. Но стоило ему появиться, как включилась электронная система, за полминуты изготовившая яркую пластиковую карточку с моим фото, все данные был занесены в компьютер, все проблемы решены.

Чевес регулярно появлялся перед нами, произнося речи – в среднем по два часа каждая. Под конец мы уже привыкли и воспринимали регулярные визиты президента как нечто само собой разумеющееся. Закончив речь, полковник начинал общаться с народом, доводя своих охранников до состояния стресса. Их бригады постоянно менялись, вид у них был сильно измученный. Правда, работали очень профессионально, не мешая президенту общаться с поклонниками, но тщательно отслеживая всё происходящее.

Речи Чавеса достаточно просты. Он не похож ни на Фиделя Кастро (профессионального оратора-адвоката с аристократическими чертами), ни на бразильского президента Лулу, привыкшего выступать на профсоюзных собраниях и рабочих митингах. Чавес – разговорчивый полковник, из тех, что бывают и в нашей армии. Он не слишком сведущ в искусстве риторики. Он общается с окружающими, рассуждает о жизни, не может остановиться. Людям нравится.

Полковник уже направляется к выходу, когда какая-то женщина начинает кричать: «Чавес, я давно хотела пожать тебе руку!» Президент разворачивается, идет пожимать руку, по дороге замечая какого-то знакомого. Останавливается поболтать с ним. «Как дела у твоей жены? А дочка?». Толпа поклонников продолжает напирать. Лидер республики постепенно утомляется от бесконечных рукопожатий, но старается этого не показывать. Наконец, подталкиваемый охраной, пробивается к двери. Зал на несколько минут блокируется.

Судя по всему публичные выступления, рукопожатия и разговоры о жизни с трудящимися занимают значительную часть времени президента. Возникает лишь небольшое недоумение – когда же он работает?

На местах

Критически мыслящие интеллектуалы не могли удовлетвориться революционными речами. Всем хотелось посмотреть, как происходит революция на местах. Нас и повезли «на места».

Делегатов конференции разделили на несколько групп, отправив в разные части республики. Мне досталась совсем глухая провинция – штат Лара. Лететь туда надо было на некоем аналоге кукурузника. Пилот, внимательно осмотрев своих шестерых пассажиров, начал рассаживать их в определенном порядке – самого толстого в середину, тех, что, с виду, полегче – в хвост. «Иначе самолет может перевернуться», невозмутимо пояснил он. Уже в полете пассажиров пришлось пересаживать, видимо первоначальная оценка нашего веса оказалась неправильной. После этого группой летевших со мной пуэрториканцев овладело неодолимое желание выпить. По странному стечению обстоятельств, виски и текила были запасены заранее.

В штате Лара я некоторое время не мог понять: нам здесь всё показывают, или, наоборот, нас показывают? Глубинка, всё-таки. Сюда даже из Пуэрто-Рико мало кто ездит, не говоря уже о России. Так или иначе, впечатления были сильными. Сначала нас привезли к обшарпанному сараю, покрытому шифером. Войдя внутрь, мы обнаружили два превосходно оборудованных зубоврачебных кресла и двух кубинских дантистов, которые денно и нощно чинят челюсти венесуэльцам. Важное достижение революции – бесплатная стоматология. В том, что система работает, сомневаться не приходилось – по всему Каракасу были видны молодые женщины со стоматологическими пластинками (такие в Европе обычно ставят 12-летним девочкам). Массы почувствовали перемены – все принялись лечить зубы.

Гостеприимным хозяевам из штата Лара не терпелось показать свои достижения. Нам продемонстрировали самое настоящее сельпо. Муниципальный магазин, где по фиксированным ценам трудящиеся могут купить всё необходимое. Товар поставляется государственными компаниями и местными кооперативами. Тут действительно есть все основные товары: молоко, хлеб, мука, детское питание. И почему-то не менее десяти видов кетчупа. Видимо в здешнем климате это тоже товар первой необходимости.

Следующая остановка была возле лачуги, где расположилась столовая для бедных. Готовят хозяева дома – государство предоставляет им продукты, а они должны сами кормиться и подкармливать соседей. На стене распорядок работы столовой, плакат с портретом Чавеса. Рядом Че Гевара. Рядом, поменьше – Бэтман.

Доброжелательный местный чиновник объясняет, как всё устроено. «Вы не думайте, - говорит он, - это только с виду еда выглядит неаппетитно. На самом деле такая пища очень полезна».

Какой-то старичок выносит из здания судки с обедом. В настенном распорядке четко написано – выносить запрещается. Поймав мой удивленный взгляд, собеседник тут же поясняет. «Это в виде исключения. У него больная жена. Но мы непременно пошлем товарища, и проверим, в самом ли деле он кормит именно её».

Мы прибываем во дворец губернатора – красивый старинный особняк, со всех сторон окруженный уродливыми бетонными коробками. Сам губернатор – статный военный летчик, мулат. Говорит четко, конкретно: что получается, с чем трудности. Это один из тех, кого можно назвать рабочим лошадками революции.

В главном зале собралось человек тридцать из тех, что участвуют в программах по борьбе с неграмотностью. Один за другим выходят перед нами, отчитываются о проделанной работе. Неграмотность в штате Лара ликвидирована. Пуэрториканцы требуют показать им, как было обещано, неграмотного, научившегося читать. Неграмотного привести забыли. Зато появляется бородатый мужик, прошедший переподготовку (что-то вроде нашего Рабфака 1920-х годов). Рассказывает, что всю жизнь мечтал стать учителем, но не имел возможности получить образование. Теперь ему дали все необходимые знания, и он сам может учить других. Воодушевленный зал начинает скандировать лозунги. Мы возвращаемся в Каракас.

Сопровождающая нас венесуэльская девушка сетует: «А люди в Ларе так хотели с вами пообщаться!» Всё-таки, видимо, собирались нас показывать.

В лобби отеля сталкиваюсь с американцем, которого возили в другой штат. Обмениваемся впечатлениями. «Нет, - задумчиво говорит мой собеседник. – Это явно не потемкинская деревня. Всё слишком обшарпано…»

Демократия

Внешность Чавеса не оставляет сомнений о его происхождении. Перед нами потомок индейцев. В Латинской Америке это редкость. Старая креольская элита, веками правившая здесь, не скрывает возмущения. Как могут потомки конкистадоров терпеть власть метиса?

Оппозиция в Венесуэле постоянно жалуется на те или иные притеснения, но по сравнению с тем, что мы наблюдаем в России, здесь просто образцовая демократия. Противников президента стараются не брать на государственную службу. Мучительно пытаюсь вспомнить, видел ли я когда-либо открытых противников Путина среди действующих отечественных чиновников.

Наш президент потратил первые четыре года своего правления на то, чтобы выжить из эфира два независимых телеканала. В Венесуэле на два государственных канала три частных, открыто оппозиционных. Вечером в отеле включаю телевизор. Сначала – государственный канал. Унылая пропаганда, плохо сделанные, провинциальные новости, смотреть невозможно. Переключаюсь на оппозиционное телевидение. Беспрерывная брань в адрес Чавеса, тенденциозные программы новостей, смотреть невозможно.

Жители Венесуэлы давно не реагируют на телевидение.

Недавно здесь приняли новый закон о печати, который, по мнению оппозиции, ограничивает свободу прессы. Закон лежит передо мной. По сравнению с российскими нормами всё чрезвычайно либерально. Правда, запрещаются прямые призывы к вооруженному восстанию. Самое смешное, что такие призывы на оппозиционных каналах звучали периодически. К ним все привыкли, и не особенно замечали. Мыльные оперы – интереснее.

В пост-советских республиках принято проводить референдумы. Свой референдум был и у Чавеса. Только в отличие от коллег из бывшего СССР, венесуэльский референдум посвящен был не продлению полномочий президента, а наоборот, их досрочному прекращению. Такова норма новой, введенной Чавесом, конституции: на половине срока любое выборное лицо может подвергнутся такой процедуре.

У оппозиции были трудности со сбором подписей, некоторые автографы вызвали сомнение. Инициативной группе дали дополнительное время, чтобы исправить ошибки и подать новые списки.

В Латинской Америке фальсификация выборов такая же обыденная веешь, как и в нашей части Европы. Следовательно, у оппозиции всегда может появиться повод выйти на улицы (украинские и грузинские события, кстати, представляют собой повторение вполне типичной для «третьего мира» ситуации). Задача власти в Каракасе состояла в том, чтобы подобного развития событий не допустить. Вместо того чтобы заготовить водометы и прикормить экспертов, которые будут доказывать, что фальсификации не было, тут решили пойти по несколько необычному пути. А именно – подсчитать честно.

Система голосования была обеспечена двойным контролем и включала себя международный аудит с участием американских специалистов. Учитывая крайне враждебные отношения Чавеса с администрацией США, трудно было представить себе более придирчивых контролеров. Сначала венесуэлец отдавал свой голос электронной машине, напоминающей банкомат. Затем машина выдавала квитанцию, которую уже и опускали в урну. Квитанции и электронные голоса считали отдельно, сравнивая результаты. В избирательной комиссии отдали почти половину мест оппонентам президента. Методом лотереи делалась случайная выборка: некоторые участки и регионы аудиторы пересчитывали повторно. Как ни считали, выходило одно: Чавес победил.

В Москву, в Москву!

Шереметьево встречает меня не морозом и снегом, а грязью и слякотью. Очень хочется сморкаться и кашлять. В телевизоре опять всё те же лица. Депутаты «Единой России» объясняют, насколько лучше станет образование и здравоохранение, когда всё окончательно приватизируют и коммерциализируют.

Завтра визит к зубному врачу. Надо готовить деньги.