Толстого в чужой лагерь отдать с легкостью можно. Россия и русская литература без Толстого проживет. А вот тему маленького человека отдать никак нельзя. Нельзя отмахнуться и сказать: "пусть про него Улицкая пишет", недвусмысленно намекнув, что "про маленького человека, это все, брат, белоленточная тема", только непатриоты все про него ноют. Сказать так - значит отделить таким образом, единым махом всю русскую литературу от России, потому что большой русской литературы про больших людей у нас отродясь не водилось (советский период брать не будем, там особая история, с перевертыванием смыслов и понятий, впрочем и она в расширенном смысле и уже без оценочной примеси - о человеке малом). Ну, разве граф Толстой тот же. Однако и он понял, что что-то не туда его повело, и в последний период творчества махом встроился в стройные ряды.

Нелюбовь к теме маленького человека - это ярчайшее проявление казенного патриотизма, ненационального в силу своей антидемократичности. Ему все про графьев, про князей и царей надо. Ему нужна лакировка действительности, поскольку любовь к Родине, и забота о ней, здесь подменяется любовью к вершкам, а не к корешкам. А корешки хоть и горьки, да полезны.

Не любят "маленького человека" за то, что он видится маленьким, хиленьким, слабеньким. Пишешь о нем, стало быть упиваешься язвами, пестуешь моральных уродов, совков-доходяг, бомжжей и разный асоциальный элемент, "который не способен оторвать жопу от дивана".

Но так ли это? Слабость - необязательный атрибут для него. Разве Раскольников слаб? Силен и рукой и умом, как видим. И с силой все в порядке. А в том, что он мал, сомневаться не приходится. Букашка ведь, червяшка для громадной Российской империи. Разве Гришка Мелихов не из этой мелкой человеческой породы? Разве его не перемалывает история? Кто он такой супротив массивов истории? Да так, таракашка мелкая, дави не хочу.

Малость человека, при том, это своего рода иносказание, это констатация ненормальности его положения в конкретном обществе, которое умалило человеческую природу посредством общественных условий. Не стоит упускать, конечно и его собственную индивидуальную вину. Но потому маленький человек и мал (особенно теперь), что далек от идеала, что раздавлен там, где должен быть свободен, что нет подле него литературы, которая бы ему сказала о том, что он велик, описывая из романа в роман, от повести к повести, сколь унизительна, печальна и несправедлива его ничтожность. Нет писателя, который позвал бы его дальше и выше. Нет того, кто сказал бы ему слово правды об обществе, в котором все люди должны быть большими, а не только те, что одобрены цензурою.