- Товарищ Чёрный, тут до нас дошли слухи, что 23 февраля у вас планируется выступление, причём не площадное, а подземное. Честно говоря, у слушателей, знакомых с саундом Эшелона, есть вопросы как технические, так и идеологические, но начнём с первых и простейших – что такое фестиваль «Подземка», кем проводится, как часто и где именно? И как вы там планируете звучать, если это не сцена и нет электричества?

- Ой, товарищ Волк… Тут придётся начать издалека. Но уж чтобы ожидание не было скучным, сразу сообщу, что это фестиваль принципиально акустический, однако по драйву в восприятии он может перекрыть и электрические клубные выступления. А теперь – то самое важное отступление. Предыстория аж из предыдущего века. Мне доводилось петь и играть в этой «аудитории» - в 1997-м году, когда вовсю развивалось и находило самые невероятные места для выступлений движение «За Анонимное и Бесплатное Искусство» (ЗАиБИ). Движуха была анархической, в ней было много студенчества, вот и спелеологи, видимо, оказались. В тот осенний, ноябрьский день, мы загрузились в электричку на Павелецком, и весело ехали, сами толком не зная, куда. Мой «Отход», группа, созданная ещё в стенах 91-й школы, был рад любому выступлению – а Филипп Минлос, державший связь с ЗАиБИ, был в ту плодотворную пору не только автором весьма тонких текстов 3-го периода «Отхода», но и в чём-то лидером, инициатором, заводилой. Вот нас туда и завело – я был, скорее, ведомым, хоть и мнил себя вокалистом чуть ли не уровня Джима Моррисона. Мы знали только, что выступать будем в какой-то пещере – и нас, честно говоря, это вообще менее всего беспокоило. Нас увлекало само движение, общение, узнавание новых творческих коллективов: по ходу движения в электричке, активисты ЗАиБИ (там точно был Влад Тупикин – но как слушатель) раздавали свою специфическую агит-литературу. Поскольку многие в те годы имели при себе «жезл демократии», бутылки пива, и не стеснялись прочих пассажиров выпивая, агитки ЗАиБИ были очень актуальны. «Выпил – убери за собой!» - там же были и «Хранители радуги», кстати, это были взаимо-перетекающие движухи. Ещё был и у меня сохранился, отпечатанный на хорошем картоне и в цветном (наверное, не принтере, а типографски) стиле «Один Первичный творческий импульс (вдохновился сам – передай другому)» - он у меня, кажется, до сих пор живёт закладкой в «Секс пистолз: история изнутри», в тогда же купленной книге.

- Какие у вас были инструменты?

- Группы были разные, инструменты тоже. Хоть это было ещё до рок-коммуны, но основные принципы её работали – никаких личных инструментов, такой вот анархо-коммунизм. Если кому-то что-то нужно для выражения того самого творческого импульса – даёшь без вопросов. Мы с Филом тащили каждый с собой акустическую гитару (свою я буквально на помойе нашёл и довёл до ума – по окрасу она подходила тонычевской «Норе», которая была у Фила), это и был на тот момент «Отход» - иногда добавлялась третья (Тоныч – он вообще-то гораздо лучше как соло-гитарист выступал и до этого, и потом, уже в «Эшелоне»), почти в таком же составе мы выступали той же осенью в «Движении F». А вот «Лисичкин хлеб», Дима Модель сотоварищи - электрогитару с собой взяли и «Электронику», в которой она звучала как бы с примочкой, зафузовывать таким образом гитару «Урал» и мы с Филом начали уже в 1991-м году зимой, когда «Отход» только начал репетировать – туда же, в его «Легенду», кассетный магнитофон, и бас пробовали врубать… Так вот – вышли мы на красивой станции «Ленинская» с увенчанной звездой башней, где стоит почётный караул как бы кремлёвских, тёмных высоких елей. Ватага вышла внушительная – человек тридцать вытянулись в этакий нестройный строй и пошли перпендикулярно от железной дороги (как потом я узнал, в ту же сторону, где Горки Ленинские, но правее).   

- Так из инструментов, получается, только гитары? Никакой перкуссии даже?

- Нет, были погремушки какие-то, кажется, что-то вроде маракасов. Мы шли долго, хмуро, как в бой – у всех за плечами гитары или рюкзаки. Проходили деревенские улочки, бревенчатые домики, собаки полаивали, но наш отряд продолжал движение туда, где большинство не бывало. И вот, сделав небольшую остановку у какого-то сельпо – чтобы докупить пивного запаса, а заодно сбегать в туалет за магазином, - мы почти пришли. Там была какая-то водонапорная или водозаборная станция, мы её обогнули, словно высматривая выгодные стрелковые позиции, а потом оказались у ямы, где нас уже ждали товарищи спелеологи. «Кошачья нора» - как-то так называлось место. И тут-то мы поняли, что инструментам придётся проходить весьма извилистые и тесные пути, и потому их полиэтиленовая упаковка себя оправдала – а я даже бассуху тогда свою, подаренную школой, носил в пакетах. Покурили перед погружением, и пошли по одному, там были сложные выступы, но наши акустические гитары нормально их прошли. Мы ещё посмеялись с Филом – видел бы Тоныч, как его, лучшую на тот момент в группе «Нору» (надпись, скопированная с хэтфилдовского белого Гибсона-эксплорера – hope, надежда) мы тут таскаем!.. Далее мы двигались около срока минут, всё ниже и ниже, в какой-то момент стало теплее – там круглый год где-то +16. Прошли пещеру с Аристархом – там с Нового года осталось оформление, ёлочка и сам крупный скелет, своего рода страж (по преданию – красноармеец, скрывавшийся тут от юнкеров и скончавшийся от ран). Потом мы через как бы дверку спустились в идеальный зал, с неким даже амфитеатром и маленькой сценой, над которой кто-то написал гарью – «Здесь похоронена моя смерть»…

- Так это была экскурсия или всё же фестиваль?

- «Фестиваль реального андеграунда» - вот как называлось это всё. Кстати, в названии заложена и проверка «на слабо»:  если ты считаешь себя рок-подпольщиком, ну так и спой под землёй таким же, как ты. У нас ещё не было опьянения русским роком тогда – Максидромы хоть и проходили года с девяносто пятого, но где-то в потустороннем мире. Та самая «дискотека, срача, которая доносится сверху» - как определил это явление Егор Летов на акустическом концерте в ленинградском «Полигоне». В нашем же мире воспроизводилась рок-культура, близкая к сибирскому панку, хоть и совершенно самостоятельная – на самом деле в ЗАиБИ не было ни лидеро- ни вообще какой-то название-центричности, одни составы перетекали в другие. Так же это всё звучало и в клубе Джерри Рубина на Ленинском проспекте, например. Здоровый анархизм там исключал и звёздную болезнь. Тот же «Лисичкин хлеб» своё название выбрал методом тыка в первую попавшуюся книгу, в какой-то справочник. Ну так вот, ещё задолго до выступления, нами овладело какое-то странное единение, - прихлёбывая «портер» балтийский или «четвёрку» нашу любимую с Минлосом, мы бросились общаться со всеми подряд. А выступления уже начались. В качестве микрофона использовался такой красно-белый напузный приёмничек на лямке (на вид – именно как радио) с микрофоном на недлинном проводе, советское изделие. Потом я с такими видел площадных зазывал на экскурсии – точно, это было изобретение для экскурсоводов!

- Кроме «Лисичкчина хлеба» кого-то помнишь?

- Там было название, очень похожее на «Адаптацию» - вот только не синоним... Надеюсь, они сами вспомнятся-откликнутся. Может, Захар Мухин подскажет, оставшийся верным краеведению, но уже не анархо-краеведению, само собой. В общем, там, в этом подземном идеальном зале – было как раз то, чего не было в клубах. Сосредоточение на содержании и ощущение немыслимой звёздности. Все слушали всех. Помогали выступать. Неизвестно откуда, но всё же взялись элементы ударной установки, а та самая «Электроника» звучала у нескольких составов даже получше «Лель-дисторшна». Длилось всё часа два – между выступлениями мы даже умудрялись с Филом читать новым друзьям на галёрке стихи, захватили же с собой, графоманы! Своё выступление помню хорошо – хотя, аккомпанировали только мы друг другу (поёт Фил – я играю, что-то вместе сидя играем-поём, но моя гитара быстро расстраивалась), ощущение от выступления было вполне электрическое. «Невзаправду» (под сильным влиянием Янки и ГО написанная ещё в 1991-м песня, доработанная с Филом в 1995-м), которую я пою – прозвучала хитово, внизу у сцены горели свечи, кто-то фотографировал (вот только, по-моему, никто не догадался снять на видео, хотя хэндикамы уже были у людей и на клубных концертах использовались). «Прямая речь» - это уже хит Минлоса, тоже прозвучала увесисто. Впечатление от «Отхода» было очень клёвым – и что важнее всего, не дистанционным, границы с залом не было вообще никакой. Нас слушали и люди постарше, и какой-то анархо-молодняк. Из репертуара «Лисичкина хлеба» мне запомнилась песня «Праздник» - по мелодике напоминающая Problems Sex Pistols. Это была свежая песня-сатира на 850-летие Москвы, которое действительно выглядело для большинства пиром во время чумы, когда Тверскую сделали пешей и посреди неё сидели и тупо бухали, матерясь, группы дорогих россиян…

- Неужели ни одной записи не осталось?

- Я помню, возле свечек на краю сцены стояли и диктофоны. Но вот где теперь все их хозяева? Может, в чьём-то кассетном архиве ЗАиБИ и есть этот фест-1997 – ведь там же, в те же годы, вплоть до 1999-го были мощные концерты-акции, на недостроенных небоскрёбах мы тоже выступали (нынче там, где мы устраивали нойз-шоу, битьё трубами по трубам – комфортные офисы), это интересный материал… У нас от этого выступления остались только фотографии. Но мне сейчас, конечно же, интереснее грядущая «Подземка».

- Она как-то исторически связана с «Фестивалем реального андеграунда»?

- Нет, но мне кажется, что некий аналогичный виток просто происходит. Клубный и сценический вообще рок выродился: выступать только в знакомых местах с предсказуемой периодичностью стало скучно и «динозаврам», и новичкам. Какая-то быстро наступающая апатия наблюдается. Люди знают, что услышат, и их просто занимает – и то, обычно, менее спиртных напитков, - само бытие знакомых групп на сцене, некая недолговременная синхронизация мыслей и чувств. Даже если возникает слэм и все логичные продолжения сценического действа – сокровенного осталось маловато. Рок застрял на репите, на репризе. Это не значит, что он вообще умер, как казалось в 1971-м – рождаются и песни интересные, и концерты бывают ого-го, но в основном у олдовых групп, как некая недосказанность (например, недавно клёво выступил с тем же нашим коммунарским «Аркадием Коцем» и легендарный «Двигатель революции» на фесте с поддержку сидящего в Белоруссии за наркоту Укропа)... Но при этом страдает оргвопрос. «Перестали лазить в окна к любимым девушкам». Сама по себе рок-мобилизация не работает. Вот на этом самом фоне обрыдлости русского рока, корпоративно растраченного и обанкроченного – который и в 1997-м был, просто андеграунд-движуха была сильнее, ярче этого фона, ещё «Тролли» не открыли свои ресторации, и оттуда пелось потому громче, гранжовее (не по стилю, по посылу), - сегодня мы и ищем новые пути. Идея феста «Не пряча лица» сменилась, наоборот, уходом с поверхности и от поверхностности… У нас в возрождённом виде сейчас очень сильна рок-коммуна и настолько разнообразна, что где-то эта пестрота и напоминает 1997-й. Назад, к истокам рок-андеграунда - в каменоломни, откуда родом Москва Белокаменная...

- Двадцать два года промежуточек! Вам это не покажется в итоге погоней за давно улетевшей «синей птицей»?

- Тем более, что подземных птиц не бывает… Нет, сегодня и песни, и коллективы другие – и хоть для рок-коммуны, возникшей не из анархо-движа, а возле АКМ, характерно тоже перетекание коллектива в коллектив, это уже иное. Хотя, акустический формат, конечно роднит. В нём вообще есть то, что не сводится к саунду, не отвлекает. Тот же Егор Летов как раз в те годы, в серёдке девяностых открыл этот формат – нельзя куда-то поехать сразу с  группой, он как бы разведчиком выдвигается с акустикой, и народу собирает не меньше. Если ты можешь спеть под акустику с тем же драйвом, что дают и две бочки – то у группы есть будущее. А такие выступления, помимо всего прочего, дают ещё и тот самый «первичный творческий импульс», хочется писать новые песни, когда искрит взаимопонимание, надо уходить с репита, с реприз, из безвременья! «Парня в горы тащи – рискни…»

- Расскажи, а что, в рок-коммуне – помимо видавших отцов-основателей, «28 Панфиловцев», то есть «Эшелона» и «Банды Махоркина», - тяжёлый и близкий к панку и хардкору звук по-прежнему популярен?

- Нет, сейчас вообще не в звуке дело. «Аркадий Коц» играет хоть с драйвом, но никакого харда там нет, и в этом позитивное отличие от нашей эшелонской тяжеловесности. Там ближе какой-то анархо-фолк, мне кажется. «Строки и звуки» вообще ближе к классическому рок-н-роллу и даже блюзу местами, хотя поют о том же, о левом, о нашем. «Утро в тебе» - вообще такой очень милый гёрл-фрОнтед софтрок, как я бы определил, но и он может петь о серьёзном. Если вспоминать такие брутальные команды коммунарские середины нулевых, как тутаевский «Рабочий квартал», то все мы стали как-то акустичнее, что ли – может, потому что политическая повестка и международное положение заставляют часто хватать акустику и бежать куда-то выступать. Повторю: рок, как отражение состояния общества, сейчас на низком витке, похожем на середину 90-х, после пиковых нулевых. Пиковыми они были и для «хэдлайнеров» рок-официоза, и для нас, кстати. Так значит низкий виток надо воплотить буквально – вернуться к истокам андеграунда! Мне кажется, способность к неожиданным метаморфозам – буквально как та способность наших акустических гитар просачиваться в пещеры, - это признак рок-бытия, признак жизни. А вот кто постояв на больших сценах тех же «Антикапитализмов» решил распадаться – ну, жалко их. Но если кто-то и склонен к пессимизму, - и действительно же, социальная энтропия объективно растёт, - то оптимисты-одиночки вынуждены брать на себя работу вчерашних «звёзд андеграунда». Те же упомянутые тобой «Панфиловцы» ведь могли бы прекрасно выступать все нулевые – и без Ивана Баранова, им двух голосов было многовато. Но не потянули. Однако мы воздаём им должное, чтим историю рок-коммуны – сейчас выпустим небольшой тираж двух их последних альбомов на сиди – «За Родину!» и тот, который в первом издании назывался «Посторонним вход запрещён».

- Что ж, диски обязательно послушаем, а вот в «Подземку»… Подумаем. Кстати, как это всё заканчивалось в 1997-м?

- Забавно заканчивалось. Там группа спелеологов, которая начала спуск как раз, когда мы выходили, решила прочистить вход и втащить внутрь каменюку, которую с таким трудом огибали наши гитары. А время-то было позднее, вечер – не было же мобильных у простых смертных, у нас, домой не позвонишь (тем более, и глубина!). Только часы были наручные – а они говорили, что скоро уж и темнеть начнёт. В общем, пришлось нам сорок минут ждать, пока каменюку втащат, и даже помогать её волочить. А как вылезли – тут уже быстрым шагом к «Ленинской». За время фестиваля выпал снег и сильно похолодало, мы намёрзлись и в неотапливаемой электричке, горячительного не осталось, жаль. Но дома всех нас поняли и простили, к одиннадцати мы успели, отогревались, рассказывали…

- Ладно, уломал, полезу! На фото Минлос – в ватнике, что-то не верится, что там внизу тепло. Что надевать туда лучше?

- Все инструкции есть в ВК-группе. Ну, я вот уж точно ватник не надену, а НАТОвка – пожалуй, практичнее и постирать потом чехол проще… Да и тогда была поздняя осень, а нынче уж весна намечается, так что – и молодое Солнце и подземное тепло ядра Земли за нас!