Если бы Федор Михайлович Достоевский был жив, то он бы сделал из этой истории как минимум пятьсот страниц текста. Пожилой доцент-реконструктор, мнящий себя Наполеоном, застрелил молодую возлюбленную на берегу Мойки – причем, рядом с особняком Юсупова, где закончил свои дни Распутин, которого спустили после убийства в воду. Расчленив тело своей жертвы, он сбрасывал ее по частям в речку – после чего, по своим собственным словам, собирался публично покончить с собой в костюме императора Бонапарта. Подобный сюжет вполне очевидно тянет на пару литературных римейков «Преступления и наказания». Но я постараюсь быть в своих оценках куда более лаконичным, чтобы не романтизировать лишний раз эту трагическую историю. 

Напомним читателям, что преступление совершенное Олегом Соколовым – не первое похожее громкое убийство, совершенное известным общественным деятелем за последние годы. В 2013 году известный либеральный активист и ресторатор Алексей Кабанов убил и расчленил свою жену Ирину – в той же квартире, где мирно спали ничего не подозревавшие дети. А затем в течение нескольких дней лицемерно призывал читателей своего блога принимать участие в поисках таинственно пропавшей супруги. 

Оба антигероя этих трагедий – Соколов и Кабанов – жили в вымышленном мире, где один из них мнил себя Наполеоном, вечно сражающимся против войск европейской антифранцузской коалиции, а другой, чуть ли не с шестнадцатилетнего возраста мужественно противостоял «чекистско-коммунистической угрозе». При этом сформировавшиеся в привилегированной московско-питерской прослойке убийцы инфантильно верили в то, что любые их действия останутся совершенное безнаказанными – поскольку их побуждения, дела и мотивы, конечно же, стоят выше бессмысленных и грязных деяний простонародья. 

Не случайно уже вскоре после преступления Соколов как ни в чем не бывало попросил отпустить его из-под ареста – «для продолжения своей научной работы». А Кабанов призывал считать себя жертвой режима, стараясь подвести под уголовное преступление идейную подоплеку. 

Однако завышенное чувство своей общественной значимости подвело преступников. Их друзья и покровители отреклись от них еще быстрее, чем Петр отрекся от Иисуса. Как всегда, здесь особенно отличилось промонархическое Российское Военное Историческое Общество – где сразу же открестились от своих связей с Соколовым, который в течение многих лет входил в руководство этой реакционной организации. То же самое было в свое время с Кабановым, которого постарались поскорее забыть его бывшие товарищи по идейной борьбе – стараясь не вспоминать об этой истории даже сейчас, после почти аналогичного преступления Соколова. 

Ситуация с питерским доцентом, по всей видимости, усугубилась еще тем, что он принадлежит к числу историков и музейных работников, которые за время долгой работы в запасниках и дворцах постепенно мутировали из ученых в ходячие музейные экспонаты. Они полностью отождествляют себя с обслугой или обитателями Зимнего или Мраморного дворца, одеваясь в их костюмы и постепенно усваивая их классовые взгляды, нравы и манеры поведения в домашнем быту – в стиле незабвенных ностальгических строк: «балы, красавицы, лакеи, юнкера». 

А эти манеры были весьма характерны, о чем не очень любят вспоминать поклонники хруста французских булок. К примеру, великий князь Константин Павлович – без пяти минут глава Российской империи, – насиловал проезжавших под окнами его дворца девиц и стрелял из пистолета по своей жене, посадив ее в китайскую вазу. Жестокие оргии просвещенных дворян из числа «блестящего» русского офицерства описаны в «Войне и мире» Толстого или в «Поединке» у Куприна. И, к сожалению, подобные благородные манеры, были усвоены и некоторыми хранителями их исторического наследия, которое активно идеализировалось все последние годы. 

Другой серьезный вопрос, который поднимают эти убийства – безнаказанность жестокого бытового насилия. Судя по сообщениям прессы, Соколов и Кабанов неоднократно угрожали жизни своих жен и подруг, но все это сходило им с рук – в основном, именно в силу статусного, привилегированного положения в обществе, спасало наличие хороших связей и нужных друзей. На подобные проступки смотрели сквозь пальцы, за это равнодушие все чаще приходится платить страшную цену. 

К сожалению, нам еще не раз придется услышать о громких трагических преступлениях – прежде чем ситуация с этим, наконец, начнет изменяться. И коммунисты должны принимать участие в борьбе с возрождающимся «благородным» домостроем новой элиты, которая без особых рефлексий убивает людей, расчленяя их упоительными дворянскими вечерами. При этом, деятели вроде Егора Холмогорова на голубом глазу винят в этом преступлении разложение патриархальных нравов, которое началось во времена безбожной Великой французской революции, или же усматривают в случившемся тяжелое наследие «совкового сталинизма». 

В ответ на это нужно констатировать очевидные факты: несмотря на все литературные ассоциации с петербургским прошлым, это не только чисто петербургское, но и чисто классовое убийство – потому что вся Восточная Европа давно пришла в этом плане если не в XVI, то в XIX век. И это движение в прошлое давно пора остановить. Потому что хруст французской булки может опять оказаться для кого-то смертельным.