Наблюдая за массовым сносом монументов именитым рабовладельцам в США, лишний раз убеждаешься в прозорливости и даже тактичности (да-да, именно тактичности!) большевиков к истории собственной страны.

Напомним, что в строгом соответствии с ленинским Планом монументальной пропаганды предполагался демонтаж памятников и монументов «в честь царей и их слуг», «не представляющих исторической и художественной ценности». Т.е. пределы гражданской нетерпимости (а таковая после двух русских революций в обществе, избавившемся от царизма, надо полагать, зашкаливала) были строго очерчены самой новой властью.

Так, к примеру, даже не смотря на неоднократные призывы прогрессивной общественности, на своем неизменном месте перед Исаакиевским собором остался памятник вешателю декабристов Николаю I. И это при том, что его в советские времена иначе как «палкиниым» и «жандармом Европы» вообще не именовали. А желающих посмертно поквитаться с ненавистным императором было предостаточно и после Февраля, и после Октября тем более. Однако монумент был признан шедевром русской инженерной мысли и сносу не подлежал. А ведь вполне мог повторить судьбу десятков церквей, которые как «скрепоносные» символы ненавистного старого режима сразу после Февраля 1917-го (т.е. сразу после распада этих самых «скреп») стали массово и стихийно разоряться самим русским народом.

Кстати сказать – уникальным и неожиданным для хулителей большевиков будет и сам список лиц, которых в соответствии с Планом монументальной пропаганды, предстояло увековечить на площадях и улицах советских городов. В нем, помимо тридцати революционеров и прогрессивных общественных деятелей – тридцать пять русских писателей и поэтов, философов и ученых, художников, композиторов, артистов.

Вчитаемся в этот список, утверждённый Лениным и Луначарским: Толстой, Достоевский, Лермонтов, Пушкин, Гоголь, Радищев, Белинский, Огарев, Чернышевский, Михайловский, Добролюбов, Писарев, Глеб Успенский, Салтыков-Щедрин, Некрасов, Шевченко, Тютчев, Никитин, Новиков, Кольцов, Сковорода, Ломоносов, Менделеев, Рублев, Кипренский, Алекс. Иванов, Врубель, Шубин, Козловский, Казаков, Мусоргский, Скрябин, Шопен, Комиссаржевская, Мочалов!

Низложив единовластие, а так же наиболее одиозные монументы в его честь (это, конечно, вовсе не означает, что отдельные эксцессы отсутствовали вообще), первое большевистское правительство решительно поворачивало русский народ лицом к своей тысячелетней культуре. Даже на визуальном уровне доказывая, что тысячелетняя Россия – это не только императоры да каторги, но и все те, кто словом и делом с этими каторгами в разное время боролись.

Показательна в этой связи история грузного и предельно нелюбимого петербуржцами дореволюционной поры памятника отцу Николая Кровавого Александру III. Располагавшийся на площади Восстания, грузный и тяжеловесный царь уверенно пережил две русские революции, и не единожды становился объектом коллективных и индивидуальных нападок. В конечном итоге, выход из ситуации был найден поистине гениальный. В 1919 г. на постаменте памятника «толстозадому солдафону» (определение великого русского живописца И.Е. Репина) была выбита эпиграмма Демьяна Бедного. Она гласила:

Мой сын и мой отец при жизни казнены,

А я пожал удел посмертного бесславья:

Торчу здесь пугалом чугунным для страны,

Навеки сбросившей ярмо самодержавья.

С размещением стихотворного четверостишия Д.Бедного, композиция монумента стала логически завершена, и с памятником царю-контрреформатору горожане примирились. Правда, после 1937-го года монумент все-таки убрали на задворки Русского Музея, что, вероятно, исторически оправдано, конечно же, не было. Вот так бы стоял себе на площади Восстания и сегодня, зримо и пророчески напоминая о более чем трагической судьбе отринутого Россией единовластия всем нынешним его приспешникам и апологетам.