В последнее время в левых кругах идет дискуссия о «национальном» и «компрадорском» капитале применительно к сегодняшнему миру вообще и России в особенности. Актуальность спора определяется прежде всего тем, что в данных категориях обосновывается то или иное отношение к нынешней власти и к силам оппозиции различных направлений (с одной стороны, либерально-прозападного, с другой – национал- и социал-патриотического).

Те, кто отвечает на поставленный в заголовке вопрос положительно, указывают на обостряющиеся противоречия между правящим блоком и наиболее агрессивными кругами мирового империализма, на опасность распада России как единого государства, от чего проиграл бы в первую очередь трудовой народ. В связи с этим они считают, что борьба национально-буржуазных сил против компрадоров на данном этапе имеет историческое оправдание.

Их оппоненты ссылаются на тот факт, что собственно национального капитала в наше время уже не осталось: весь крупный капитал в той или иной мере ассоциирован с транснациональным капиталом, связан с ним отношениями финансовой, технологической и иной зависимости, а следовательно, ожидать от него национально ориентированной политики наивно. Применительно к нынешней России они полагают, что укрепление «державы» на деле означает лишь укрепление сырьевого придатка империализма и не несет в себе прогрессивного содержания.

На мой взгляд, теоретические основания обеих заявленных в ней позиций неадекватны современной эпохе и при неизбежном столкновении с реальностью чреваты для своих сторонников новыми разочарованиями и идейными кризисами. Чтобы разобраться, как обстоит дело в действительности, стоит вспомнить историю данных понятий и обозначаемых ими явлений.

Термины «национальный капитал» и «компрадорский капитал» вошли в обиход коммунистического движения почти 100 лет назад. Впервые они появились в документах Коминтерна в период китайской революции 20-х гг., когда противников полуколониальной зависимости от иностранного империализма возглавляла основанная Сунь Ятсеном партия Гоминьдан.

В Коминтерне был сделан вывод, что это – партия «национальной буржуазии», способной выступать, хотя и непоследовательно, против империализма и его внутренней опоры – «компрадорской буржуазии» (испано-португальское слово comprador буквально означает «оптовый скупщик»). В этих категориях империалистический капитал рассматривался как внешний по отношению к данной стране фактор, вступающий в противоречие со всеми силами, представляющими тенденцию независимого развития капитализма на базе национального рынка. Отсюда логически следовало, что на этапе национального освобождения объективно необходим союз рабочего движения с национальной буржуазией.

Под влиянием авторитета Коминтерна оба термина стали широко применять и к другим странам, в том числе латиноамериканским. Такой подход уже давно критиковали многие марксисты, справедливо отмечавшие, что латиноамериканские страны отличались от азиатских и африканских более высоким уровнем развития капитализма, давней включенностью в мировое капиталистическое разделение труда, глубокой интеграцией империалистического капитала во внутреннюю социально-экономическую структуру, сочетанием экономической зависимости с политическим суверенитетом (последнее подчеркивал еще В.И. Ленин в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма», которой в нынешнем году исполняется 100 лет).

С 70-х гг. XX века ситуация, подобная латиноамериканской, сделалась типичной для всей зависимой периферии капиталистического мира. Господствующей силой в мировой капиталистической экономике и политике стали транснациональные корпорации, выступающие уже не как преимущественно внешний фактор, а как неотъемлемая от социально-экономической структуры данной страны часть процесса капиталистического воспроизводства, столь же внутренняя, сколь и международная. Тем самым транснациональный капитал вышел на качественно новый уровень реального обобществления производства, что и представляется мне главной объективной причиной победы империализма над ранним социализмом в конце 20 века.

Конечно, и сегодня существуют межимпериалистические противоречия. Тем не менее, при гигантски возросшем реальном обобществлении производства и интернационализации всей общественной жизни, транснациональное переплетение монополистического капитала не может быть разорвано. О дальнейшем укрупнении структуры глобального господства транснационального капитала свидетельствуют создание «Тихоокеанского партнерства» – крупнейшей в мире «зоны свободной торговли и инвестиций» между США, Канадой и рядом стран Восточной Азии и Латинской Америки, плюс тайные от народов переговоры о создании аналогичной «зоны» между ЕС и Северной Америкой.

Представления тех, кто ищет для своего субъективного антиимпериализма лишь национально-патриотической основы, в этих условиях повисают в воздухе. Капитал «национальный» в прежнем смысле – нацеленный преимущественно на свой национальный рынок, защищаемый им и его государством от конкуренции иностранного капитала как внешнего фактора – в новых исторических условиях уже не может существовать. «Компрадорский» капитал как посредник между иностранным империалистическим капиталом и страной, куда последний внедряется извне, также отошел в прошлое. Таким образом, теоретически правы те, кто критикует применение понятий национального и компрадорского капитала к современности.

Однако крупным недостатком обеих сторон дискуссии представляется их общая сосредоточенность на России как стране реставрированного капитализма, включенной в капиталистический мир. Существование в современном мире социалистических стран, если и признается, не влияет на суть подхода. В результате остается непонятым характер мирового конфликта, охватывающего планету (по мнению некоторых, уже достигшего стадии мировой войны). Нередко данному конфликту приписывается межимпериалистическое содержание того же типа, что сто лет назад, но это вряд ли совместимо с диалектикой, ибо еще Гераклит 2500 лет назад учил: нельзя дважды войти в одни и те же воды. Если же содержание конфликта исторически иное, то какое именно?

Тем, кто не в состоянии ответить на этот вопрос, остается одно: вчера с нетерпением ждать, что противостоящие империалистическим агрессорам силы от Венесуэлы до Донбасса поднимут красные флаги и установят диктатуру пролетариата, а сегодня горько разочаровываться и видеть в них не более чем представителей буржуазного национализма или социал-демократии. Вот только не припомню, когда бы это мировой империализм (именно империализм и именно мировой) столь непримиримо боролся против действительно буржуазных националистов или действительных социал-демократов…

Видимо, дело обстоит сложнее, чем представляется всем участникам дискуссии вокруг терминов позавчерашнего дня. Мы живем не в однородно-капиталистическом мире, где выясняют отношения между собой разные «национальные империализмы», а в мире, где идет борьба между двумя мощными международно-организованными силами, от хода и исхода которой зависят направление и перспективы развития всего человечества. На поверхности он выглядит как противостояние между неолиберализмом made in USA, претендующим на глобальное господство, и лагерем «многополюсного мира». Последний охватывает силы очень разные, подчас еще вчера противостоявшие друг другу: от восточноазиатских стран под красным флагом до победителей «коммунистического тоталитаризма» под триколорами или православными хоругвями; от чавистов, мечтающих о социализме XXI века, до тегеранских аятолл. Последователей большинства этих тенденций можно было встретить в рядах антиглобалистских демонстрантов, на баррикадах Донецка, Барселоны, Стамбула… Что стоит за этим – чисто конъюнктурное соединение несоединимого или объективно общий «знаменатель»?

Ясно, что речь не идет о фронтальном противостоянии социализма и революции капитализму и контрреволюции (как бы нам этого ни хотелось). Еще Че Гевара правильно говорил: чтобы быть революционером, необходимо как минимум наличие революции. Современный же мир переживает эпоху если не тотальной реакции, то глубокого отката социального прогресса после завершения величайшей в истории революционной эпохи, охватившей большую часть XX века.

Глобальная система современного империализма экономически представлена транснациональным финансовым капиталом с его международными органами. Это единый комплекс, сложившийся в годы холодной войны, чьей главной резиденцией и ударным военно-жандармским кулаком выступают США. Мировые центры финансового капитала – Всемирный банк, Международный валютный фонд, Всемирная торговая организация – осуществляют экономическую и политическую диктатуру над целыми странами, зачастую действуя совместно с Европейским союзом. В полном соответствии с ленинским предостережением насчет «Соединенных Штатов Европы», ЕС выступает злейшим врагом социализма и рабочего движения, экономической и политической опорой НАТО, средством неоколониального подчинения народов Ближнего Востока, Африки и Восточной Европы.

Стратегические союзники США и НАТО: Япония, Южная Корея, Австралия, Израиль, Турция, Саудовская Аравия, ряд других – связаны с США и ЕС теснейшими экономическими и военно-политическими узами. Все они совместно участвуют в поддержании всемирного империалистического господства, хотя роль главного штаба принадлежит США. В отличие от прошлого, всемирному объединению транснациональных монополий нет капиталистической альтернативы.

На наш взгляд, противоречия между странами БРИКС – Россией, КНР, Индией, Бразилией, ЮАР, – и центрами глобального монополистического капитала, обострившиеся в последние годы, по своей сущности не носят межимпериалистического характера. 

По отношению к материально-технической, финансово-экономической, коммуникационно-пропагандистской, политической и военной мощи глобального империализма, даже крупные и относительно развитые страны БРИКС находятся в иной «весовой категории». Максимум, на что они могут претендовать на путях капиталистического развития, – это статус «субимпериалистических» стран: глобальные центры транснационального капитала готовы признать за ними ограниченную «сферу влияния» лишь при условии подчинения своему действительному господству. Но если бы для современного глобального империализма речь шла всего-навсего о дележе сверхприбылей с правителями РФ как сырьевой державы и КНР как глобального «сборочного цеха», вряд ли он, тем более с учетом рисков ракетно-ядерного века, воспринимал бы эти страны и их партнеров в «третьем мире» в качестве стратегического противника. Возникающие между ними противоречия аналогичны не тем, что разделяли сто-восемьдесят лет назад империалистические державы, соперничавшие и даже воевавшие между собой в одной «весовой категории», а скорее тем, что существовали тогда между «реакционным империалистическим Западом и революционным националистическим Востоком» (В.И. Ленин), а позже – между империализмом и зависимой периферией мировой капиталистической системы («Юг», он же «третий мир»).

В связи с этим важно иметь в виду, что для стран БРИКС, даже развивающихся по капиталистическому пути, характерно сохранение сильного госкапиталистического уклада (со стержнем в виде оборонно-промышленного комплекса) и ряд других «пережитков» социализма и/или антиколониальных движений. Все это объективно затрудняет врастание данных стран в глобальную структуру империалистического господства, усиливает заинтересованность реакции в их полном подчинении вплоть до расчленения и военной оккупации.

По всему этому представляется закономерным сближение стран БРИКС, особенно КНР и России, с государствами антиимпериалистической ориентации (Куба, КНДР, Венесуэла, Иран, Сирия и ряд других). Для них, а в той или иной степени и для всей зависимой периферии капиталистического мира, Россия и КНР сегодня выступают не как источники империалистической экспансии, а как противовес господству действительного империализма, как почти единственные, несмотря на классовую ограниченность, союзники тех, кто оказывает ему сопротивление.

Ударную силу империалистической реакции и агрессии, как и прежде, составляет фашизм. Финансовая олигархия делится на два соперничающих крыла: либерально-реформистское и крайне правое, тяготеющее к фашизму. Фашистские организации всего капиталистического мира со времен «холодной войны» образуют единую сеть, переплетенную с военной машиной НАТО и спец-службами США и их союзников. Не случайно в условиях экономического кризиса и обострения международной обстановки в большинстве капиталистических стран нарастает тенденция к реабилитации фашизма и нацизма. Страны БРИКС, особенно РФ и КНР, в силу исторической традиции и сегодняшних интересов противостоят, хотя и с разной степенью последовательности, возрождению и экспансии фашизма. Это создает еще одно поле общих интересов между ними и антиимпериалистическими силами.

Какова же суть мирового конфликта, способного, как теперь очевидно, поставить человечество на грань катастрофы?

Выскажу собственную позицию. На исходе XX века транснациональный частный капитал по уровню концентрации и централизации (опирающейся, в том числе, на новые средства электронной коммуникации) значительно опередил национальное государство, как капиталистическое, так и социалистическое. Но эта концентрация и централизация еще не стала реальным обобществлением производства, хотя бы капиталистическим. Глобальный государственно-монополистический капитализм, если ему и суждено возникнуть, пока еще за горизонтом.

Транснациональный капитал, делающий реальную заявку на мировое господство, занят еще не столько созиданием новой структуры общественного производства глобального масштаба, сколько ломкой предшествующей структуры, организованной в национальном или региональном масштабе при важной или даже ведущей роли государства. Поэтому он и выступает под флагом идеологии неолиберализма, ставящего во главу угла отрицание регулирующей роли государства.

Этим же объясняется то печальное обстоятельство, что сопротивление неолиберализму остается пока в целом оборонительно-консервативным с сильным привкусом неоромантизма, неолуддизма и «феодального социализма». Таков, видимо, закономерный результат исторической ситуации, когда новая структура общественного производства с соответствующими ей социально-классовыми отношениями еще не сложилась, поэтому в общественном сознании отсутствует проект будущего, а на первом плане – защита гибнущего уклада жизни, которому большинство не видит адекватной замены.

Означает ли сказанное, что коммунистам надо занять ту же позицию, которую занимали более века назад марксисты по отношению к народническим, анархистским и т.п. выпадам против капиталистического развития как такового? Велик соблазн и сегодня размежеваться с консервативно-романтическим антикапитализмом по примеру классиков – подчеркнув, что перспектива прогрессивного развития человечества может базироваться не на тех силах и тенденциях, которые капитализмом разрушаются, а только на тех, которые им создаются…

Но опять же – нельзя дважды войти в одни воды. Говоря конкретнее, последовать примеру классиков и поставить на этом точку не позволяют по крайней мере два обстоятельства.

Первое – основу сил сопротивления агрессорам сегодня составляют социализм и/или государственный капитализм, причем и последний – преимущественно в лице государств не традиционно-капиталистического типа. Подобный госкапитализм – какой бы он ни был сырьевой, коррумпированный, такой-сякой – связан с ранним социализмом и/или антиколониальными революциями противоречивой исторической преемственностью, подобной той, которую видел Тютчев между империей Наполеона и якобинской Республикой:

Сын Революции, ты с матерью ужасной

Вступил отважно в бой – и изнемог в борьбе.

Бой безнадежный! Труд напрасный!

Ты всю ее носил в самом себе!

Никакие попытки лидера РФ отмежеваться от Ленина – весьма и весьма сходные с аналогичными выпадами Наполеона против своего якобинского прошлого, – не в силах отменить того обстоятельства, что подобного рода госкапитализм объективно не поддается «органической» интеграции в систему транснационального империализма. Он может быть ею поглощен только путем насильственного слома. Об этом наглядно свидетельствует участь Югославии, Афганистана, Ирака, Ливии, Сирии и ряда других стран (при том, что эти страны и ранее были интегрированы в мировую капиталистическую экономику и политику намного глубже сегодняшних РФ и КНР). А это означает, что разрушительные функции транснационального империализма – в особенности применительно к крупным странам с ядерным оружием и массой опасных производств – непосредственно чреваты «общей гибелью борющихся классов», возможность которой отмечалась Марксом и Энгельсом еще в «Манифесте Коммунистической партии».

Мы имеем дело с противостоянием не просто прогресса и реакции, но жизни и смерти. Закономерно, что в стане агрессоров собрались чуть не все силы разрушения и гибели, накопившиеся за эксплуататорскую «предысторию человечества»: отребье нацистов и клерикалов, антисемитов и сионистов, наркомафии и неомахновщины.

Борьба жизни и смерти в конечном счете порождена борьбой труда и капитала, но не совпадает с ней. Капитал неоднороден, тем более что сегодня он не сталкивается с непосредственной угрозой социалистической революции, по отношению к которой только и может выступать как вполне единая классовая сила. Вообще же между разными группами буржуазии всегда существуют противоречия, которые необходимо учитывать. Сегодня это противоречия не между «национальным» и «компрадорским» капиталом, а в первую очередь между этатистским и антиэтатистским.

Этатистский капитал (от французского слова «этат» – «государство») объективно заинтересован в сохранении государственного регулирования, антиэтатистский – в его разрушении. При этом этатистский капитал может быть – и, как правило, бывает – не меньше антиэтатистского заинтересован в сотрудничестве с транснациональными корпорациями. Он может сам иметь характеристики транснациональной корпорации. И то и другое при современном уровне интернационализации общественного производства становится попросту условием развития производительных сил. Видеть во всяком сотрудничестве с транснациональным капиталом «национальную измену» либо происки «агентов влияния» более чем наивно. Важно, каковы условия сотрудничества, каков характер государственной власти, как все это вписывается в современную глобальную борьбу жизни и смерти.

Пусть не сравнивают предлагаемую мной позицию с горбачевским «приоритетом общечеловеческих ценностей» во имя «выживания человечества». Тогда, в 80-е гг., объективно существовали две мировых общественных системы, и горбачевский подход означал саморазрушение одной из них. Сегодняшняя ситуация совершенно иная. Наиболее близкая ей параллель – единый фронт против фашизма в 30-е – 40-е гг. Как и в то время, коммунистическая принципиальность должна состоять не в том, чтобы «делать революцию» при отсутствии условий для нее и вопреки общей антифашистской борьбе, а в том, чтобы делать максимум именно для победы в этой борьбе.

Так и сегодня я не вижу для коммунистов иного пути, кроме противостояния силам смерти – до победы (хотелось бы в нее верить), или по крайней мере до тех пор, пока у чудовища не иссякнет яд. В будущем встанут иные задачи; в какой последовательности и при каких условиях их придется решать – посмотрим или, скорее, посмотрят наши потомки. Сейчас важно, чтобы это будущее и эти потомки БЫЛИ.