Митинг на улице 1905 года начинался долго, люди подходили, много людей, много флагов, много грустных лиц.

Наши праздники теперь все чаще напоминают не дни побед и свершений, а часы скорби и мученичества. Мы стали как сербы, столетиями поминающие битву на Косовом поле, где страна на века потеряла свою государственность, и чтущие подвиг Милоша Обилича, убившего султана Мурада, но ничего своим подвигом не сумевшего изменить.

Мы чтим подвиг защитников Дома Советов, расстрелянных вместе с Советской властью, хотя помним, что в те дни на улицах Пресни было не больше народа, чем пришло сегодня на траурный митинг. Четыре тысячи, пять, может быть шесть... Ни вся Москва, ни вся Россия не вышла тогда к белым стенам Дома на Краснопресненской набережной. Нужно было лечь костьми на рельсы истории, и тогда, может быть, молох глобального мирового порядка на какое-то время замешкался бы, проехал бы мимо, и страна под названием РСФСР осталась жить. Жила бы страна родная...

Народа на пути молоха не оказалось. Народ куда-то делся, растворился, слился с экраном телевизора, на котором показывали увлекательный боевик под названием “Убей Советы!”

В тот день, вернее ночь, по призыву Гайдара будущие либералы формировали шеренги у памятника Юрию Долгорукому, чтобы идти убивать тех, кто оставался верен Конституции и Советской власти. Не понадобились – у власти нашлось достаточно убийц в погонах.

Россия прислала в Москву своих сыновей – в омоновском камуфляже – обеспечивать “новый порядок” на улицах мятежной столицы. Чеченский президент Дудаев поддержал Ельцина вместе с президентом Клинтоном, и ОМОНы России еще не знали, что в горах Чечни для них уже отрыты могилы. История жестока, но у нее есть своя мера справедливости. Вспоминали ли попавшие в плен к “моджахедам” милиционеры сломанные их ботинками из свиной кожи ребра захваченных защитников Дома Советов?

Буденновск, Волгодонск, Каширка, Печатники, “Рижская”, Кизляр, Беслан – понимаем ли мы, что все еще платим по счетам 1993-го года?

Пришедших участников тех событий немного коробило, что флагов НБП с свастикообразными серпом и молотом в центре знакомого по военным фильмам круга посреди красного полотнища, было едва ли не больше, чем советских красных флагов с серпом и молотом на привычном месте.

“Лимонов был у Болого дома, а партии его тогда и в проекте не было, - говорили люди в толпе. – Юноши, осваивавшие в 93-м букварь, могли бы быть и поскромнее в такой день”.

На трибуне было много знакомых лиц, но знакомых, увы, тоже не по октябрю 1993-го... Как-то так вышло, что герои того октября ушли в никуда вместе с эпохой. А новое время не терпит героизма, героизм противопоказан эпохе мелких лавочников, избирающих себе власть по собственной коротенькой мерке.

Один лишь Проханов в этот серо-свинцовый день на этой серой трибуне вспомнил тех, кто умирал 11 лет назад с автоматом в руках – офицеров, казаков, приднестровцев. Он вспомнил Баркашова и его людей, и на серо-мышином фоне это показалось крамолой.

Проханов сошел с трибуны, не дожидаясь конца, и пошел в сторону метро.

Я спросил его, почему здесь те, кого не было?

“Этот день уже давно не принадлежит только участникам тех событий, - ответил мне Александр Андреевич. – Это уже давно принадлежит всему народу”.

“Народу, которого нет”, - хотел я добавить, но не решился. А Проханов добавил:

- Мы живем в гибнущей стране. И уже ничто не поможет. Ее скоро не будет, страны. Это ужасно, но что можно еще спасти?

Я начал плести что-то про распад Византии в 13-м веке, про ее возрождение в 14-м, но понял, что говорю ерунду и Проханов меня уже не слушает. Потому что ему в жизни и так случалось слушать много ерунды, и добавлять еще он не хочет.

Мне стало стыдно, но рецепта спасения отечества у меня действительно не было. Не было его и у Проханова, и ни кого-либо из собравшихся.

Возможно, этот рецепт знали те, кто погиб 11 лет назад. Но они унесли его с собой в могилу, а завещать нам они ничего не стали, потому что мы были недостойны...