Роман-эшелон "Времявспять", отрывок из главы 

17. Серебряная тризна

(...) 

Александра традиционно раздражали такие расспросы. со стороны путаны, как и с чьей-либо ещё. тему эту он старательно скрывал, а иногда запивал дорогой коньячиной в компании лукойловских собратьев-шоферов. однако именно Ангелине - почему-то хотелось раскрыться, именно сейчас, пока внизу в свете банного прожектора шастали, точно в ночном Лукоморье, сказочно голые ведьмы-путаны и кряжистые секьюритины. он сходил в тёмную, переворошённую их битвой комнату, выкопал в кармане джинсов и принёс душистый пакетик «Амфоры», набил трубку, и сам, словно растапливаясь наподобие печки, полез в себя: 

- Живём всё так же… Жена фригидная и богомольная. Дети в школе, я в Лукойле. Шоферю, при Службе безопасности. В качалку их хожу по выходным, чтоб форму не терять. 

- Но пузцо-то появилось… разводиться не думал? – уже без тени иронии, строго спросила путана. 

- Да кому она нужна такая теперь? Крыша в церковь уехала, красота ушла, профессии нет, а содержать-то всю эту ораву нужно. Вот и едем тем же товарняком. Тащимся пресно по жизни… 

- А как без любвиии, как же соль жиызни? – глянула расширенными зрачками Ангелина ему прямо в сердце через глаза, - ладно там я, мне-то что с тобой переночевать, только в пользу, но самому-то не тошно разве? ведь мужик в самом соку и упакованный теперь, у вас же в начальниках как раз те, что из пятого упрАва «Конторы», часть их нас ловила когда-то, мог бы себе и тёлочку вродь Сабрины отхватить и новую семью справить, не? 

- Силы воли не хватает, видать, - отрезал затягиваясь долго Александр, - вот тебя ухватил, и мне уже праздник, лет на пять вперёд хватит!.. 

- Так чего тогда стоим-дымим-халявим? Пошли ковать в кровать, пока железо горячо! 

она грубовато взяла его за «переключение скоростей», вздымающееся из-под накинутой на пузатую голь телогрейки и повела в многообещающую тьму комфортного чердака. громко стукнувшаяся о пол трубка ещё ароматизировала прохладу, но они захлопнули застеклённые дверки мансарды и повалились истязать друг друга с новой, охлаждённой мясной и лесной силой. он влизывался в её многогрешные глубины, словно все эти пропущенные им, прожитые в нелюбви годы выпивал из братины всеобщего загула и запоя… казалось, и сейчас они продолжают диалог, только Ангелина, беря верх, доводит его до отчаянного омоложения, и уже не низким, а детским голосом выстреливает Александр в воздух, как и в неё одновременно, стоном и потомством, неосуществимым в ней. заснули незаметно, от изнеможения, так и не разлепившись, в жару собственных тел, и только холодный сквозняк сквозь щели на рассвете заставил его покинуть её, чтоб поднять с пола ватные одеяла, прокуренные здешней охраной, благодарно накрыть распутное располневшее с восьмидесятых её тело. 

дядя Саша проспал ранний отъезд путанского «Фольксвагена» - такого сна праведника давно не наваливалось, его разбудили с трудом, лишь когда позвал хозяин. казалось, вся раскалённая ночь приснилась, только змеиные засосы и свои липкие следы на холостяцкой коже доказывали обратное. но служебная торопливость не давала секунд на сантименты и воспоминания, - боссов срочно вызвал в центр сам царь, челядь всегда знала, куда поедут. 

эскорт из четырёх машин вскоре разбрызгивал лужи по стволам сосен Серебряного бора – начальство явно торопилось. Вагит почему-то сел позади Виктора в его джип. в эскорте они оказались третьей машиной, первые две, белый и синий «чероки», ехали только с охраной. 

- Фрязинских навестим сперва, там на бензоколонке нашей разрулить надо, - Виктор на сидении справа был тяжеловат после вчерашних утех, но командовал не зло, доверительно. 

- Хорошо, через МКАД выйдет, но так лучше, - сказал, скорее, про себя ведомый дядя Саша. 

- Видишь, Вить, какая жизнь у нас насыщенная, раньше такого и быть не могло, всё государство решало и всё терпело, - захихикал совершенно не отягчённый вчерашним Вагит, - а теперь мы сами кузнецы своего счастья, своей прибыли! 

- Да уж, хорошо бы без крови обошлось, - Виктор говорил неохотно и искал трубку в бардачке. 

- Закури-закури и расслабься, - похлопал его по плечу Вагит, - это же твоя работа, а я только посижу-послежу, вмешиваться не буду, ну а коль постволИть придётся, так всё спишут: нынче везде стреляют, с ночи... 

- Слыхал что-то утром, да, - Виктор забив трубку и затянувшись повеселел, - камнепад напоминало… артиллерия? 

- Это наша нефть работать начала, по-парламентски работать! - хохотливый Вагит был с утра в ударе, - да и пора расчистить нам путь от всего этого мусора, в их же совок замести нашим царь-метлой - и в помойку на века, чтоб частная собственность расцветала сквозь их глыбы тоталитаризма и бетон, чтоб никаких нахлебников!.. 

- Вот только согласятся ли нахлебники? – захмурился насытившийся первой порцией никотина Виктор. 

- Кто их теперь спрашивать станет, - Вагит тоже стал серьёзнее, - ты пойми, дорогой, что сегодня им урок дадут суровый, ну а вся эта их соц-механика, инфраструктурка, что осталась, библиотеки, дома культуры, вузы да пэтэу, сама отомрёт, воспроизводить прежних перестанет, и мы ей поможем! 

- Что, как и царю, сырой нефтью? – Виктор явно помнил сквозь ночь всё то же, что слышал дядя Саша. 

- Зачем? – снова повеселел Вагит, - будет с них, мы им рубликом поможем, где была библиотека – откроется казино потом, мы так вложимся в эти опустевшие помещения, что они тоже доходными станут, ну а уж результат нас не касается, когда всё частное. 

- Не всё же подряд получится частное, школы останутся, как минимум, - буркнул Виктор клубом дыма. 

- Ну, пока элита не подрастётффф, - дунул на дым брезгливый Вагит, - а там и обычные станут платными, потихоньку всё на коммерческую ногу поставим, ты тут, главное, с опережением вычисляй, какие формируются запросы, и снабжай необходимым, а вопрос цены будет только в твоих руках, в итоге, коли заменишь собой государство, у нас это на кону-то, если серьёзно: царь сам велит… 

- Это пока всё же не наша епархия, - сказал Виктор, разглядывая появившуюся с его стороны панельную цивилизацию. 

- Всё будет нашей епархией, дорогой! – не отставал Вагит, - нефть это только средство влияния, овладения условной, несчётной денежной массой, а через неё уже и массами человечков, от бензоколонок шагнём к спортивным центрам, школам, даже вузам, будем готовить элиту, а прочим продавать самое модное и необходимое в свете новых потребностей, встроим в эти домишки и развлечения, и супермаркеты, которых им не хватало, развернём долгожданные ассортименты, но под видом импортного – своё, а делать будем из нефти, как игрушки те же, наша чёрная кровь течёт почти в каждом третьем изделии промышленности… 

через жилые кварталы они, разбрызгивая лужи по серым бордюрам и металлическим перекладинам детских площадок, стремительно и непреклонно приближались к МКАД. дядя Саша приоткрыл окно, чтобы выветрить прокисший трубочный дым, что Вагит молча одобрил опусканием задних стёкол, формированием сквозняка. отсталые на вид кварталы блочных восьмиэтажек и панельных домишек пониже на проспекте Жукова казались пластилином для замыслов нефтяников, пролетающих в джипах уже прошлое, далёкое прошлое. кортеж притормозил только чтобы высадить секретуток у автобусной остановки. они жеманно закурили у большой кубической урны с серебряным (алюминиевым) верхом и орнаментом на чёрном фоне, помахали неспешно проезжающему их кортежу джипов. Вагит своим карим игривым оком прощупал  «воскресниц», вспоминая вагины обеих, и дал команду набирать скорость. 

- Наши возможности теперь безграничны, Вить, - продолжал назидательно Вагит, - так что службе безопасности надо бдить, нас будут пытаться устранить, и это не только конкуренция: надо понимать, какую по сути историческую задачу переделывания совковой бесхозной халявы в эффективное частное производство мы сейчас выполняем, и ведь главное-то ещё впереди, должна пройти официальная процедура приватизации, вот из-за неё сейчас и рвутся снаряды, ведь Советы не хотят отдавать нам, собственникам, то, за что отвечают пока… 

до Ярославского шоссе кортеж долетел на бешеной скорости за полчаса по сегменту МКАД, далее вывернул на Щёлковское шоссе, и минут через пятнадцать летел уже среди полей, не засевавшихся уже как минимум один сезон, поросших своим сорняком – березняком и чем-то, похожим на высохшую дикую кукурузу. по краям полей серели бревенчатые избушки, джипы набирали скорость и буквально перелетали некоторые рытвины, с рёвом разгоняющихся шестерёнок. Виктор снова закурил трубку, вдыхал свежий воздух из окна и выдыхал туда клубы дыма, заметив, что шефу он неприятен, и не встревая с репликами, вдумчиво внимая наставления… 

- Ваша задача простейшая среди всех наших подразделений. Вы охранители, они во все времена святы. Были чекисты, станете монархисты – не суть. Мы вам ещё форму чёрную, как у офицеров Каппеля в кино, придумаем. Ладно, теперь кроме шуток. Нам наверху придётся сейчас труднее всего – собрать воедино концерн мы смогли, теперь надо удержать, стать субъектом экономики и создать выгодное лицо для общества, попытаться выйти за пределы государства. Надо научиться мягко управлять ценами, дружить со всеми, чтобы всеми управлять – вытеснить других снабженцев, убрать часть конкурентов по линии ВЛКСМ, но это уже моё дело. Царь уверовал в свою миссию вырастить новых хозяев – и не надо ему в этом мешать, надо только выйти в первые ученики, блюсти его указы и славить реформы. Ты тут примерно понимаешь, что да как: ему нельзя перечить, но его исполинское упрямство можно использовать, он идеальный таран во всём – а нам сейчас надо именно тараном прошибать бреши в прежней экономической системе. Он и задним числом нам даст добро, но важно не зарываться. 

перелетели Клязьму… может, Вагит так сложно «накачивает» Виктора перед сеансом его работы просто потому, что дело крайне ответственное? не будет этой бензоколонки, не будет и всего остального? - мелькнуло сомнение у Александра, - ведь первоначальное накопление капитала, он помнил со студенческой скамьи, начинается с малого… притворяется, что решает глобальные вопросы только для того, чтобы лучше науськать на конкретного врага? глядя в среднее зеркало заднего вида на Вагита, угадывая игру его эмоций и мыслей в глазах, дядя Саша всё же исключил такую банальность. он ощущал себя снова в сердце Истории – слова Вагита раскрывали глаза на будущее, среди полей мерещились особняки, кирпичные заборы, виллы собственников, меж которых, в конце концов, должен оказаться и он, с домиком поскромнее свои в Красновидово, но забор будет строить кирпичный, это уже решено, будущим летом… да, теперь должно быть так: деловые люди, как когда-то матросы на грузовиках или броневиках, едут устанавливать свою власть, свою силу. только не в населённых пунктах, не на почте-телеграфе-телефоне, а на бензоколонках, которые теперь – форпосты любого бизнеса, ведь без бензина - ни доставки, ни личного передвижения деловых людей… 

- Помни, - продолжал всё более строгий Вагит, - ты не за чей-то конкретный бизнес заступаешься сейчас, ты защищаешь реформы, в конечном итоге самого царя защищаешь, поскольку он единственный надёжный гарант идеи тотальной приватизации, а мятежный-то парламент может свернуть в сторонку, но без опоры на крупного собственника – царь никто, потому слабины давать нельзя нигде, нельзя позволять даже в малом нам мешать, стопорить укрупнение нефтебизнеса, - так что шагай в дело смело! опора царя должна быть высокой и вертикально прочной, не перешибаемой ни снизу, в муравейнике  трудяжек, ни в серёдке бизнеса, ни заговором сверху. 

когда-то здесь в полях, со стороны Александрова, бряцая пёсьими головами о седло, пролетали каратели московских бояр, всадники-опричники, - почему-то вспомнил познания своей институтской юности на Пироговке дядя Саша, - теперь летит новая опричнина, новых идей и царей. джипокортеж цветов триколора, словно движущийся флаг освещал и без них солнечное пространство идеями новой власти, что звучали из уст Вагита. и это было хорошо - хорошо для Александра, Виктора, и наверное, плохо для полей, колхозов, коровников и избушек, но кто-то же должен проиграть, уйти в прошлое, теперь право силы, прямого управления – в их руках, как руль сейчас в дядисашиных. независимые, амбициозные, рождающие идеи переустройства этого подмосковного и всего постсоветского мира – вот, рядом с ним, как когда-то был ледовласый Ельцин на балконе Белого дома. Александр ощущал глубочайшее удовлетворение, как прошедшей ночью, так и наступившим днём. кортеж, пролетев городок Фрязино и немощный своей старой серебрянкой, своей вытянутой рукой что-то остановить и изменить в происходящем памятник Ленину в его центре, - оказался у искомой бензоколонки. 

бензоколонка с недавно добавленной под советскую неоновую вывеску белой краснобуквенной наклейкой над кассой «Лук-Ойл» встретила кортеж безрадостно. четыре джипа не заглушая моторов заблокировали въезд клиентам. долго не ощущалось движения внутри, хотя дядя Саша и заметил сквозь тонированное стекло, что люди там есть. Виктор не стал дожидаться хитростей с той стороны: расстегнул кнопочку на кобуре под мышкой, резко вышел из машины, открыл дверь кассы. из-за бликов на стёклах было видно далеко не всё, но Виктор говорил внутри недолго: сперва кто-то невысокий и потому видный до отражения серобрюхих облаков метнулся ко второй двери, ведущей левее, но Виктор настиг его и за плечо вскоре вытащил на воздух. 

внешний холод, слегка поддувающий в джип с примесями бензина и осенних полей – заставлял приютиться в машине, Вагит внимательно и удовлетворённо следил за происходящим, оставаясь за дядей Сашей, но в одно из зеркал был виден. даже трубочный табак, въевшийся дымом в салон машины Виктора сейчас казался частью тепла и уюта, а подмосковный холод – врагом. Вагит лишь в какой-то момент почти про себя процедил: «тих-тих-тих», вычитывая по губам разговор Виктора и мелкого должника. хотя, - подумал дядя Саша, - может, он и не должник вовсе, а хозяин, кто их тут знает, по нынешним-то законам… 

Виктор в это время повёл человека в слепую для их обзора зону, за помещение конструктивистски-мечтательно раскинувшегося павильона – с мелкой кассой-стекляшкой и гигантской крышей, наследие гостеприимного стиля, словно аэропорт в миниатюре… в слепой зоне Виктор пробыл недолго – звук выстрела, прилетевший не прямо, а эхом из поля, возвестил об итогах переговоров. Вагит не изменился в лице, лишь оглянулся с прищуром – нет, кроме своих же джипов рядом никого не было. Виктор грубо  вбросил, словно порося, за шкирку и пояс, тело во второй джип, дал команду заводиться и перестроиться. 

- Ведущим пойдёшь, - бросил дяде Саше Виктор, загружаясь в джип с полами своего неизменно серого плаща, застёгивая кобуру. 

- А если гаишники? – не сдержал прорвавшихся вслух опасений Александр. 

- Вот туда как раз и едем, там свои, - отрезал Виктор, - до поворота, там направо, там пост. 

вырвавшийся вперёд, дядя Саша гнал, как будто «скорая помощь», не замечая светофоров, таблиц с названиями улиц, и лишь реагируя на трясучие «зебры» под колёсами, нижним, звериным чутьём. Виктор приоткрыл полы плаща – видимо, ствол жёг сквозь кобуру даже. после двух поворотов, плеснув лужей на бетонный забор, увидел впереди безрадостно высокий пост ГАИ. 

- Тормози прямо под ним, - бросил усталым басом деловой Виктор. 

кортеж джипов встал под козырьком поста ГАИ, и только сейчас дядя Саша заметил впереди «спины» военных фургонов «Урал» с характерной табличкой «люди», это сперва напугало – но спокойствие Вагита и Виктора сбивало волнения. они оба вышли, не закрывая двери – стало настолько прохладно, что вышел и Александр. спустившийся почему-то без фуражки гаишник охотно общался с представительными деловыми мужчинами в островорОтых плащах. хотя, одежда Вагита, скорее, подходила под советскую категорию «пальто» - из толстого шерстяного материала почти фиолетового, но всё же синего цвета. гаишник угостился сигаретой «Ротманс» из пачки некурящего Вагита, что-то указывал в сторону бетонного забора за постом. до дяди Саши донеслось только «сбросить надо», а потом «и тебе сбросим». или «спросим»?.. когда отошли из-под козырька, являющегося балконом второго этажа ГАИ – стали слышнее. 

- А что это за военщина, по какому случаю? – спросил властный и улыбчивый Вагит. 

- Так с ночи засада ж! – охотно стал делиться впечатлениями гаишник, - тормознули мятежников, они на грузовике так до Москвы и хотели дофигачить, вот лоси! 

- Так не по шоссе надо было, - улыбнулся недобро слегка посеревший лицом Виктор. 

- Да говорю ж – лоси, матроснЯ, целый грузовик, с оружием, причём! – молодой гаишник аж захлёбывался впечатлениями и был вдохновлён, - ну, мы тут разложили им розы шипами наверххх-ха-ха, системы «Барьер»! 

- Так это их «Урал»? – недобро спросил Виктор. 

- Первый их, отбуксировали потом, - гаишник огорчился такой недружелюбности и немного сбавил темп повествования, - ну, против нашей роты и двухсот омоновцев в засаде им чо сделать-то? сдались, разоружили всех, в свои погрузили «уралы», а капитана ихнего - вон к той стенке и поставили, проорал «Советские офицеры не сдаются», потом документы вынули, да вот они у меня, храню, это ж моя территория, моё дежурство, мне и повышение теперь, а может и орден. 

- Остап, - прочёл страницу окровавленного паспорта и иронично улыбнулся Виктор, - а, не Остап, Игорь Остапенко, да, шеф, вот мы их и встретили, раньше, чем хотели… 

- Всё, больше не встретите, они ж из своей части пробирались, а ОМОН их назад увёз, под конвоем, небось, месяц теперь на «губе» будут на чайниках дудеть, хехх-ха! - неуместно весёлый гаишник, кажется, злил даже киллера Виктора. 

- Где лежит? – спросил он в упор, и улыбка сбежала с лица гаишника. 

- Да вон там, под плащ-палаткой, омоновцы укрыли… Господа, вы сгружайте своего, к нему под бочок, где один, там и два, война ж всё спишет… 

- Моли своё начальство и президента, чтоб эта война хорошо для нас всех закончилась, - заявил Виктор, уверенно пошёл к белым джипам, дал команду, и охрана вынесла убитого. 

только сейчас улыбка окончательно покинула лицо гаишника и он порадовался, что никто мимо не проезжал. плечистые мужики бросили тело под бетонный забор со следами от пуль – наземь. скинули плащ-палатку с расстрелянного, ногами подправили к нему второго, накрыли: всё быстро и спокойно, явно не впервые имея дело с трупами. 

- Слушай, дорогой, - сказал дружественно похмуревшему гаишнику Вагит, - а можно от тебя один звонок в Кремль сделать? 

- Куууда? – на нездорово бледном лице гаишника снова засияла придурковатая радость. 

- Туда, дорогой, туда, - уже без наигрыша пояснил Виктор, - заодно и о твоих заслугах скажем, мол, проявил верность, заслужил награду возрождённой России. 

- Без проблем, господа, звоните! – выпалил не так давно из армии вернувшийся дорожный служака. 

гадливое ощущение соучастника или как минимум свидетеля убийства всё же победило в дяде Саше, а, может, и холод подействовал: он забрался в машину и закурил из своей мятой пачки «Мальборо». глубокие затяжки не согревали, лишь подстёгивали мысли. ему редко хотелось соскочить на полпути с такой шикарной машины и возможности стабильно накапливать, богатеть – но сейчас был именно тот случай. не так часто возил он загород шефа, и вдруг такое продолжение… впрочем, верно – неизвестно что ещё в Москве творится. ничего необычного для этого дня не приключилось… судить за это могут только другие власти, по своей справедливости, а эта власть – в кармане у Вагита. карта противника бита. стишковый ход мысли всегда бесил его, но сейчас почему-то успокоил. шефы вернулись к джипу, Вагит что-то проговорил Виктору, не слышное согревающемуся Александру за прочной оболочкой джипа, и перешёл в синий джип. теперь поехали два белых позади, а он, бордовый – самый первый. 

- Куда рулим? - поинтересовался дядя Саша невзначай, спеша отдалиться от бесконечного того бетонного забора. 

- А я не сказал разве? – хрипло вынырнул из раздумий киллер, - в центр, в Кремль, президент ждёт срочно.        

…пока кортеж джипов летел напрямую к Кремлю, новое, буржуйское время вдалбливалось в tabul’у ras’у Верховного Совета – снарядами, взметавшими пыль тверди времени советского. именно тогда и там, на золотом кольце часов, с момента рождения здания в 1979-м возвещавших о мерном ходе времени и здешнего прогресса  – Советское время остановилось. мы видели этот момент – расстрел транслировало несколько телеканалов, - видели, но не понимали ещё. созерцали и свидетельствовали момент вхождения очередного снаряда в белокаменное тело родины, видели, как с трудом, словно движимые изнутри раненным организмом, передвигаются стрелки кольцеватых часов – но сами-то жили своими личными часиками. солнце как специально выглянуло с утра, чтоб освещать показательный расстрел здания – и в нём ещё сопротивлялась та, демократически-советская жизнь, печатались воззвания, приказы, бумажки, листовки, зачитывались обращения, как всего-то два года назад – но уже не действовали. ухвативший там власть – стянул её в одну руку, и уже это называл демократией в своих указах. характерное для регрЕссной сущности времени сочетание – монархизм указа и обложка демократии!.. рослый организм Советов добивали родные же советские танки - пока (самоубийственно в перспективе) ликовало ново-озирающее родину население, то, что расплодилось в «комках» Арбата и его видеосалонах, пока братва и наёмники посмеивались со стороны – как легко уничтожить народовластие именно здесь, в центре экс-пролетарской столицы… снаряд за снарядом, облако за облаком – превращалась в быль белоснежная советская государственность, так быстро проступившая сквозь стены символа «новой России», отдельной России. 

ещё над главным входом курчавый герб золотой РСФСР красовался, и серпы с молотами по бокам гордо и остро торчали из белизны, как бы со свитков-щитов – но здание как вместилище Советов, коллективных решений, уничтожалось напоказ толпам. а толпы кушали мороженое, пили «Гёссер», «Хольстен» и «Тверское тёмное» из арбатских «комков», и только ждали, когда пройдут нужные для добивания этого очага сопротивления. активисты Демвыбора смело подбегали к танкам, осеняя их киллерскую работу ручными триколорчиками, требовали добить партийную гадину, что может ещё развернуть вперёд общество (сильно переоценивали потенциал мятежа). 

нет, противостояние не было идеологическим – над зданием и над часами Советов, парадоксально тикавшими и после чёрного августа, - подняли мятежники три флага, из которых лишь один, но главный был красным, рядом с ним были два триколора, государственный, уже принятый, и альтернативный, имперский: так сказать, прошлый и позапрошлый. и лишь знамя СССР тянуло всю эту махину последнего, но всё ещё верховного Совета ввысь, в наше будущее. часы под тремя советующимися флагами упорно шли, танки упорно стреляли, но по часам не попадали – хотя, в конце концов, уже не выстрелами а политическими последствиями выстрелов, добили Часы Советов. на месте кольца и стрелок, словно припечатав их тогда снарядами, словно их там убив и гусеницами раскатав – танки и власть оставили уликой убийства золотую кляксу в форме двухголового орла. кляксу золочёного прошлого на живых стрелках часов Времени-вперёд. символ того, что историческое время тут и остановилось, не нужно ни часов, ни отсчёта – нужна двуглавая Вспять. а кремлёвские-то давно уже ими не были, часами Советского времени, курантами нашего курса…    

кортеж нефтяников подъехал со стороны Троицкой башни, дядя Саша притормозил на правах ведущего у КПП, а Виктор пошёл к трубке внутренней связи. вскоре четыре тревожных джипа поднялись к воротам, пересекли условную горку – и Виктор на территории Кремля, косясь на здание Алмазного Фонда, злобно рассмеялся: 

- Вот тут слева по Брежневу палил один товарищ, жаль, тогда не ухлопал, давно бы по-другому зажили! 

проехали мимо Большого Кремлёвского дворца, Дворцовой площади и Архангельского собора. Александр глянул в сторону царь-колокола и царь-пушки, и увидел вертолёт Ми-8 военного окраса, который явно недавно приземлился: ещё слегка покачивались, пружинили лопасти. справа пустовало место памятника Ленину, а сквер-то и лавочки остались. Виктор перехватил взгляд дяди Саши: 

- Ага, царь его ещё в девяносто первом отсюда выкинул, сослал в Горки эти его. Сказал – либо я, либо он, это только Горби мог уживаться на двух стульях… 

они остановились у здания с торжественной, но небольшой колоннадой, в котором как раз жили и работали большевики во главе с Лениным. вышли, Виктор и Вагит показали парням в остроплечих и островорОтых костюмах свои документы, деловито вошли внутрь по лестнице – среди старых, ещё генсековских времён ковровых дорожек и паркета, как у себя дома, их встретил востроглазый человек, которого Александр запомнил ещё на балконе Белого дома, верный охранник ледовласого, Коржаков… 

- Молодец, Вагитушка, ты один так скоро отозвался, - затараторил отдуваясь от бега им навстречу мажордом дворца, - поднимайтесь, господа, ага, ты только, дорогой, не удивляйся ничему, уважь царя, момент сейчас тревожный, все на волоске висим, просто поговори с ним, заверь и тэдэ и тэпэ…