как-то раз ближе к лету, явившись по зову Историка (а обычно он начальственно меня вызывал с Газетного на Цветной звонком "из центра"), я застал его в довольном, весёлом расположении:

- В общем, Димка, давай тащи своих стихов побольше, и подумай, что ещё можешь предложить.

- Вроде интервью с Удальцовым планировали...

- Ну, эт мы с тобой напланировали тут на коньяке, а ты это расскажи всё нашему главному теперь, он как раз у себя.

мы вместе вышли, миновали на втором этаже рубеж прежней допущенности, кабинет Гусева, и направились прямо, к Куняеву. конечно же, Историк соблюдал все свои церемонии: поздоровался с обеими предбанными тётёхами, она из которых, как наседка воссела над родными журналами и книгами, в основном Куняева и Кожинова (недешёвыми, судя по цифрам на картонках), а другая осовело глядела от окна возле шкафа, ведя бухгалтерию. потом Лёха спросил из чистого этикета (хотя знал наверняка), у себя ли Станислав Юрьевич, и трепетно приоткрыл его дверь. невысокий главный, в необыкновенной суете приветствовал нас у длинного стола взглядом исподлобья. он напоминал голодного волка, которого застали возле добычи, которую ему теперь придётся делить с непрошенными собратьями по клыку...

- Дах, дах, очень рад, Дмитрий, уже наслышан о вас, вы, говорят, нам интервью с кем-то интересным готовите? Нух, это помимо стихов, но стихи мы ещё посмотрим, меня он не минуют, уж не обессудьте...

улыбка властителя страниц мелькнула сквозь волчью серость седины и морщин. церемонный Историк и двух слов не успел вставить в поток фраз начальника, а мы уже стояли с ним в предбаннике - Куняев очень спешил и давал указания своим статс-дамам. обогнал нас даже на лестнице - невысоким росточком, но знатно в серой демисезонной куртке лавируя на поворотах. на первом этаже мы увидели шлейф стремительного бегства с рабочего места: это шофёр главного поднялся из-под лестницы, из каморки охранника-ветерана обороны Дома Советов. хозяин извозу требует...

- Опять на охоту укатил или на рыбалку, - ехидно процедил Лёха, усаживаясь за рабочий стол и спеша закурить всю нелепую ситуацию. - Но, в общем, обо всём я договорился, бери у Серёги интервью, неси, попадья, конечно, подправит там-сям что не по-божески, но в корзину кинуть не посмеет, если главный ждёт.

мы выпили мною принесённого московского пива бадаевского разлива, которое недавно развернуло рекламную кампанию на доступных ей площадях. разговорились в клубах дыма очередной Лёхиной "Явы" и на радостях мной закуренной сигариллы Cafe Creme, которыми я изредка себя травил... радость была даже не за себя, любимого поэта, а за поколение:

- Будет молодёжный номер, Дмит Владимыч, подумай кого ещё позвать, только поменьше леваков и графоманов, побольше пУблы, Репку я уже позвал, Скрипач думает. Вот и ты подумай, задание тебе.

- Ну, за других пока сложно ручаться. Кольчугина попробую, позову, Колю из "Анклава", он стихи тож пишет про ангелов всяких краснокрылых, здешним может понравиться...

- А-ай, ладно - главное своё не забудь в следующий раз, не откладывай, а то они и сами рады забыть и укатить на лосей охотиться. Чую, боднёт какой-нибудь лось там папу Карло, и придётся Буратинке дела принимать...

я долго выбирал из долговязых своих политизированных верлибров начала века наиболее лаконичные - и, наконец, принёс на стол Лёхе поэму "Мавзолей", "Гимн шестидесятника" (пародию на звучашего еженедельно по радио России Дементьева) и ещё пару двухстраничных текстов. все они перекочевали в каморку Куняева-младшего по соседству. осенью он, как обычно вбежав за сигаретой, схватил со стола Поликарпыча папку и устремил на меня с пристальностью фонарного столба свои стальные очи. заговорил медленно, как на допросе, впечатывая каждое слово и удлинняя в них согласные:

- В общщем, сммотри, что мы тут из твоего выбрали. Такх, ну это не пойдёт - под него и Ленин в мавзолее уснёт... Ввот с этим будем работать, и это возьмём, про метро, что-то там есть - ну, ты, Лёш, понял, кто это и где сказал! Такх, гляди внимательно: так стихи не пишут! Так не рифмуют... Где подллежащее, где сказуемое?! Я пометки сделал - смможешь переправить сейчас, дейсствуй. Срроки жмут.

- Да, смогу, тут не так уж много...

- Ввот сиди - и пиши!

он выбежал, а я с улыбкой стал выковыривать неугодные созвучия из вполне уже утрясшихся текстов. почему-то название (в подражание циклу сатир Маяковского) "Гимн шестидесятнику" претерпело переправку "у" на "а" - вроде собственного гимна теперь, так проще, но уже и не по-маяковски... ну да чёрт с ними - само собой, если есть контакт, то есть и трение, нужно искать коммуникационный компромисс. и неглупое двухстрочье "сами сделаем то, что из вражьих заветов // что не смог ни немецкий фашист, ни француз" во второй половине поправилось на "что исполнить не смог ни фашист, ни француз" - это дурацкое эстрадное "исполнить" пришлось принять. все правки, свои и мои, не без дискуссий, неистовый литкритик Буратино окончательно внёс через полчаса, вернувшись снова покурить. покурил, почиркал на моих распечатках, схватил папку и понёс наверх к папке.

интервью с товарищем Удальцовым прошло небольшие урезания и пошло на "ура", когда молодёжный номер увидел свет, лишь в марте двe тысячи пятого. молодёжь тут, правда, была и сорока лет... но Историк ликовал и отныне не без оснований ожидал если не повышения в звании, то повышения оклада. ведь добрую и самую читаемую половину авторов в номер привёл именно он. тут есть по поводу чего не раз покурить и выпить - но, главное, как приятно листать номер, где и он сам в роли критика-аналитика! а то один, ему отведённый, "книжный развал", финальный раздел, уже доставал...

следом за страницами, нами довольно перелистываемыми, показались и герои номера. к Историку помимо меня зачастили не только собутыльники, но даже дамы - так, однажды, я застал у него радушного и осторожного Сашу Репникова с некой поэтэссой, которую я счёл его спутницей, но ошибся, как выяснилось потом. Саша, родом из Лёхиного института, ироничный и начитанный, сразу стал в нашей компании третьим, совершенно не лишним. дама, почему-то проассоциировавшаяся у меня с толкиенисткой (что-то на майке на тему замков и колец), была молчалива, но созерцательно весела. выпив за номер принесёного Сашей винца, дама покинула нас первой, нежно постояв некоторое время, на прощание, в головах Историка...

впечатлений и гордости от весеннего номера нам хватило и на осень, когда я познакомился с (для читавших "Верность и ревность" небезызвестной) блОндушкой. говорят, что умный, влюбляясь, глупеет, а глупый умнеет. я бы эту формулу слил в непрервыную и весьма ироничную фразу: умнеет тот же самый, кто поглупел, но умнеет после разрыва. я был завхачен чувством и всею её светлой, пронизывающей солнечно эстетикой настолько, что немедленно вытребовал для чтения и потащил её стихи в тот самый журнал. кто меня публиковал - уж наверное мою музу опубликует...

однако в сухостарческом и сутуленьком, как главволк, выцветше-голубом, сером здании - всё было не так просто и взаимно, как на моём раскладном диване икейном цвета молодой травы. вручение стихов напрямую Буратино ни к чему не привело - точнее, трепетное слово моей музы легло в пыльную стопку на неразгребаемый стол литкритика, которому после смерти Поликарпыча подвалило ещё и ведение раздела "Поэзия"... я робко осведомился, как там стихи моей протеже, но Куняев-младший с характерной незлой резкостью сучковатого-глуховатого оборвал:

- Как, Кривошлыкова? Ннет, не читал ещщё...

тогда опытный церемониймейстер Лёха повёл стихи иным маршрутом: предложил мне пропиарить на КПРФ.ру очередной номер, а за это попросить у Гусева опубликовать хоть что-то из подборки под кодовым названием "Криша". мы поднялись снова на переговоры к экс-комсомольскому, экс-староплощадному деятелю. хитрые морщинки Гусева, казавшиеся мне на первой встрече признаком радушности старого Джузеппе, на этот раз изобразили серьёзность. ни черта не понимающий в интернете, он всё же уловил выгоду моего предложения. сперва смерил привычной линейкой:

- Коль так всё будет хорошо, две тысячи в день читают, мы готовы заплатить, баксов двести достаточно?

- Нет, я ж не ради денег, действительно хочу помочь печатающему и меня, и много молодых теперь авторов журналу. Но вот если б и вы помогли напечатать стихи одной светлой особы...

- Стихами у нас занимается главный, тут не так просто будет. Но могу обещать, что с моей положительной резолюцией и рекомендацией стихи лягут ему на стол.

такими вот сложными коридорами, сами того не зная, как в политике, буквально - шагают стихи, не ведая стыда, и не ведая, в какие вплетаются отношения помимо ими первострочно отражённых. после нашей мартовской "оттепели" на двухэтажный флигелёк "Нашего Собутыльника" навалились заморозки и сперва многоснежная, но быстротающая в декабре зима. Куняев-старший созвал авторов-любимцев, из молодёжного номера, на преждевременный Новый год, Историк потребовал моей обязательной явки - ведь может повлиять на дальнейшие публикации, и не только мои...

 Продолжение (банкет) следует