Самые яркие – это первые пять дней приступа. Если профукал их и не оттянулся как следует – считай прожил это время зря. Причем крест можешь ставить не только на этих днях, но и на курсе реабилитации. А это еще месяцев шесть – восемь. У каждого по-разному. Все зависит от силы воли и характера пациента.

Не знаю, выбивается ли мой случай из общей массы. Раньше эта тема меня особенно не волновала. Ну, сумасшедший и сумасшедший. Что с того? Заболел – подлечили. Бег по кругу. Только круг этот с каждым новым приступом сжимается до того, что поневоле начинаешь задумываться, а стоит ли жить и бороться с болезнью дальше.

Здравствуйте! Меня зовут Виктор. Я сумасшедший. Точнее, я стал им. А это не одно и тоже. Я говорю о разнице между – родиться с заболеванием и стать больным. Я именно стал.

До весны две тысячи шестого за мной ничего странного не замечали. Сам я также ничего в своем поведении не отмечал. За спиной успешное окончание школы и вуза, примерное исполнение служебного долга в органах прокуратуры. В мае того же года я сдал экзамены на адвоката и приступил к работе. Первым моим поручением было дело об экстрадиции грузинского вора в законе. В связи с этим обо мне вспомнили в прокуратуре. Я «поплыл». Оказался не готов к процессу. Несколько ночей не спал. Выражаясь нецензурно – стал «гонять», что да как. Тут-то меня и накрыло.

Первые признаки приступа проявились в поезде, когда я возвращался из командировки. Перед глазами все скачет. Яркие краски, в ушах музыка. Соседку настолько достала моя бессвязная болтовня, что в конце концов она расплакалась и попросила старичка из другого плацкарта поменяться с ней местами.

Мне не хватало воздуха. Я то и дело выходил в тамбур. Затем вовсе решил перейти в другой вагон. По прибытии, в ближайшем киоске я купил жене цветов и пошел до дома пешком. А это без малого пять кварталов. А вокруг все такие счастливые. Улыбаются, приветствуют. Такое ощущение, что все обязательно хотят мне понравиться.

Вернувшись домой, я первым делом включил телевизор. Там та же идиллия. Какой бы канал я не выбрал все посвящено моей скромной персоне. Жена еще не замечает, что происходит...

- Как процесс?

- Шансы на победу достаточно высоки. Есть одна идея.

- Какая?

- Секрет. А вдруг ты грузинский шпион...

И ведь я искренне полагал, что смогу справиться с задачей. Задачей, казавшейся невыполнимой. Я был готов раскрутить процессуальную планету в другую сторону. Остановить время. Все было в моей власти, только захоти я этого.

На следующий день я ни с того, ни с сего сорвался к маме, мотивируя отъезд тем, что дома невозможно сосредоточится. Жена приехала следом и попросила вернуться. Я наотрез отказался, ссылаясь на то, что комната, в которой я работаю, напичкана жучками, а сын – робот, который послан следить за мной. К вечеру я оккупировал у мамы кухню.

Первые галлюцинации. То отца умершего увижу, то кортеж главы государства. И главное – галлюцинации не сами по себе появляются. А приказал – появились, скомандовал – исчезли. И снова не сплю.

С утра меня поместили в психбольницу. Там с порога я начал нести всякую околесицу, что дескать я избранный и со дня на день стану президентом страны. Как будто в этом-то вся и фишка. Будто на самом деле я не сошел с ума, а просто включил сверхрежим. Пытаюсь заигрывать с медсестрами. (Заигрываю, а у самого сопля до подбородка).

Первый день ничем особенным не запомнился. Я ни к кому не приставал, ко мне никто не лез. За обедом, правда, я показал соседу справа свой рот, обращая его внимание на то, что для президента важно, чтобы у него передние зубы были в порядке, а всё остальное – дело десятое.

На второй день по просьбе жены меня перевели в платную палату, где был телевизор. Правда, его на третий день убрали, поскольку я вопреки рекомендациям медбрата переставил его с тумбочки на подоконник.

Таблетки. Таблетки. Таблетки. Утро-день-вечер. Утро-день-вечер. Утро-вечер. И снова: утро-вечер. И так четыре недели. В итоге врачи поставили диагноз: маниакально-депрессивный психоз (1).

Отпустило. Скукотища. Никаких развлечений. Ради хохмы провел турнир по шахматам среди пациентов. В общем не сумел я как следует оторваться в первый свой приступ. Дальше – реабилитация.

Нет ничего страшнее реабилитации. Одни опускают руки с самого начала, другие наоборот берут с места в карьер. Не знаю, что лучше. Наверное, в таких случаях хорошим подспорьем будет отличный психиатр либо наблюдение в диспансере.

Правда, первое может быть не по карману, а второе сулит заведением карточки. А это известные последствия и клеймо на всю жизнь. Я выбрал первый вариант. Три беседы, и ты в порядке. Правда отказавшись в дальнейшем от таких бесед, я постепенно также отказался и от лекарств. А как отказался от таблеток – меня снова накрыло.

Это был декабрь две тысячи шестого. Пришлось встречать Новый год в психушке. Этот приступ также ничем примечательным отмечен не был. Поиграл немного в Бэтмена и успокоился.

Опять выписали. И снова таблетки горстями: энкорат-рисполепт-энкорат (2). Одна депрессия сменяет другую.

Жена тянет семью на крохотную зарплату, берет подработку. Хорошо ещё родственники помогают.

К работе не приступаю. Внимания жене и сыну ноль. Себя запустил. Живу прошлым, в котором только рассказики и стишки, как любит повторять мама. Сплю до обеда, ем и снова сплю. Итак, день за днем.

Жена заговорила о разводе. Крыть нечем. Только скулю и жалуюсь.

И вдруг звонок! Бывший босс предлагает вернуться в прокуратуру и перебраться к нему в Ростов-на-Дону. Соглашаюсь не задумываясь, а ведь был еще вариант. Здесь, в Витебске. Кто знает, как бы все сложилось?.. Воистину, роковой звонок. Помешательство какое-то.

Беру на время сумку у друга, набиваю ее первыми попавшимися под руку вещами и вперед. Приезжаю в Ростов. Добираюсь до Главка. Нахожу босса.

Собеседование.

Первым был заместитель начальника Главка. Скучный мужик. Даже не помню, что он и спрашивал. Вторым – начальник Главка. Здесь все просто. Поговорили о спорте. Он так же, как и я, оказался борцом. И наконец на десерт – заместитель Генерального прокурора. Босс бьется в истерике: «Только не подведи, сынок». И я не подвел. На вопрос о пленумах Верховного Суда я ответил, что истекший год ничем примечателен не был и попал в десятку. Такой ответ застал врасплох задавшего и поверг в шок босса. Но запоминается, как говориться, результат. А результат, как не странно, оказался положительным.

Через два месяца после собеседования, в декабре седьмого года, пройдя всевозможные проверки, я приступил к работе. Босс поначалу работой не загружал. Пересыльные жалобы – не более. Максимум докладная на пол странички.

Так же, как и остальные, я готовился отметить Новый год. Впервые один…

В Ростове поначалу я жил у армянки в десяти минутах ходьбы от Главка. Женщину звали тетя Роза. Комнатушка, в которой я квартировался, была от силы метров восемь. Зато в комнатке был старенький телевизор, что хоть как-то скрашивало одиночество.

Перед отъездом в Ростов я закупился таблетками на год, поэтому чувствовал себя в этом плане относительно спокойно.

Самочувствие было в норме. Единственная рекомендация врачей, от которой я отступал, это восьмичасовой непрерывный сон. Виной тому была работа. С каждым днем я взваливал на себя все больше и больше. Причем делал это осознанно. Дело в том, что я всегда был карьеристом. Работая в Витебске, я за полтора года вырос до заместителя прокурора небольшого района. Через год – я уже заместитель прокурора большого района. В институте тоже был одним из лучших. Поэтому слова босса о том, что теперь все в моих руках, я воспринял как призыв к действию.

Первым, кого я решил подсидеть, был начальник отдела. И для этого, поверьте, мне ничего не пришлось делать. Просто таких лентяев, как он, еще поискать. Он сам загнал себя в угол. Начальник давал поручения – я выполнял. А поскольку на Руси издревле пашут на тех, кто везет, то поручений становилось все больше. И я все чаще стал мелькать на глазах у руководства.

Особая статья – командировки. Поначалу это был только Ставрополь. Относительно недалеко. Можно отзаседать и вернуться поработать. Но когда человек поддерживает обвинение в Дагестане, поручать ему одновременно с этим еще какие-то проверки, проявление неуважения и свидетельство полного непонимания специфики работы. И это не могло остаться не замеченным.

Вы только представьте. Переезд на автобусе из Ростова до Махачкалы занимает примерно двадцать часов. Возьмем переезд туда и обратно – двое суток. В среднем у меня выходило по две командировки в неделю. Уже четыре дня. А тут еще нужно выспаться и поработать. Нет, я не жалею, что подсидел старичка.

Отношения с супругой наладились. Все-таки время и расстояние лечат. Летом две тысячи восьмого она переехала с сыном ко мне в Ростов. Тогда же я снял двушку в хорошем районе. На работе тоже все устаканилось. Но все равно чего-то не хватало. Какого-то драйва, как во время приступа. Тогда-то я и решил снизить дозу рисполепта и поэкспериментировать со сном.

Первые две недели я не замечал никаких изменений. Затем опять стал слышать голоса, ощутил отсутствие страха перед кем и чем-либо, стал осязать внимание окружающих.

Помню, ехал в Махачкалу в прокурорской форме. Так вы представьте! Вышел в Хасавюрте, где боевик на боевике, поймал попутку и на ней добрался до столицы. И это ночью. А ведь было желание дойти пешком. Идти и горланить: "Врагу не сдается наш гордый «Варяг»".

Через какое-то время пришлось вернуться к старым дозировкам. Дело в том, что жена заметила отклонения в поведении и сделала очередное внушение. Да и сам я почувствовал какое-то уныние и тревогу. Опять накатила депрессия. Единственное, чем можно похвастать во время приступов - так это цепкой памятью.

Помню, был процесс во Владике (3). Так я дословно воспроизвел перед присяжными пятнадцать страниц обвинительной речи!

Следующий, роковой для меня приступ, случился летом две тысячи десятого года. Началось все с миниатюр «Дед», «Льдинка» и «Токарь», которые в июне того же года были опубликованы в одной из столичных газет. Любопытна предыстория миниатюры про токаря.

В апреле десятого года в наше Управление поступило поручение президента о внесении предложений по возвращению русскоязычного населения на территорию республик Северного Кавказа. Все отделы высказались, за исключением моего. Ну, не ползет ничего в голову, хоть ты тресни! В итоге опять двое суток не спал и написал миниатюру о похождениях в Ингушетии бравого токаря из Самары. Как будто и так мало того, что ранее написал. Взял, да и отправил ее в газету, где её напечатали без купюр. Такой, какая есть.

Позднее миниатюра широко обсуждалась в Управлении и с каждым днем неминуемо приближала меня к увольнению. И я это понимал. Понимал, но ничего не смог с собой поделать. Мне захотелось быть услышанным. Понятым. Как вернуть это гребаное население на Кавказ? Да кому этот Кавказ нужен? Дотационный на девяносто процентов. Чиркни – вспыхнет!

Но я отвлекся.

В то время Главк уже был реорганизован, и мы перебрались в Пятигорск. Жену я отправил на время домой. Нужно было обустроиться на новом месте. И тут эта злополучная командировка в Чечню. Соглашусь, я сам снизил дозировку лекарств. Точнее, я ждал супругу с энкоратом, плюс экономил на остатках рисполепта.

По прибытии в Грозный я зарекся. Ни во что не встревать! Думал, отзаседаю как-нибудь. Но не тут-то было. Местные аборигены со своими заискиваниями так достали, что я сорвался. Прошел сон, исчез аппетит, плюс переживания за супругу, которая приехала на днях с ребенком по сути в незнакомый для нее город. Хотя, главное – это все-таки профессиональный вопрос. Не попадись мне на глаза те два приговора, возможно, ничего бы и не было. А так…

Пару слов скажу о них. Представьте себе. Судят двух чеченцев. Один парень из бедной семьи, другой дерзкий террорист. Один впустил под дулом автомата переночевать боевиков, другой сам угрожал оружием и принимал активное участие в незаконном вооруженном формировании. В итоге первому дали полтора года, второму восемь месяцев. И все это только потому, что парень из небогатого тейпа, а террорист вскользь упомянул адрес судьи.

Вот тут-то меня и накрыло. Я буквально сыпал молниями. Я был готов сравнять Грозный с землей, не вмешайся наши доблестные доктора. А так, после трехнедельного лечения в ставропольской психбольнице я оказался с семьей на улице. И никто из руководства не задумался, как я буду жить дальше. В чем причина помешательства...

По возвращении на родину я снова сдал адвокатские экзамены, но практикую от случая к случаю. Больше я занят литературным творчеством. Я все еще на что-то надеюсь, хотя давно уяснил, что все окружающее лишь игра моего же воображения.

С МДП (4) можно и нужно жить. Жить, несмотря ни на что. Ради родных и друзей. Ради тех, кто понимает и принимает тебя таким, какой ты есть.

Да, я болен. Я понимаю это. Так поймите и вы, что это доставляет мне не меньше неудобств, чем вам. Порой мне хочется покончить с собой, порой я себя боготворю. Все бывает. Все, как у людей.

И как недавно повторил за философом Геннадий Хазанов: «Если вас выписали из психбольницы – это еще не значит, что вы выздоровели. Просто вы стали такой же как все»...

1 – «это такое состояние, при котором периоды необычайного подъема, бурной радости и счастья чередуются с периодами спада, угнетения и подавленности» (Шейдер Р.)

2 – первое лекарство купирует приступ; второе – нормализует настроение.

3 – столица Республики Северная Осетия-Алания – г. Владикавказ.

4 – маниакально-депрессивный психоз.

*-миниатюра впервые опубликована на «Ликбезе» и «Мегалите» под названием «Я».

25-26.12.2015 г., Архангельск