Парижская Коммуна была первым рабочим правительством в мировой истории. Пролетарские массы Парижа взяли на 70 дней власть в городе в свои руки и показали практическим действием не только свою способность к управлению и организации производства, упорно отрицаемую идеологами имущих классов и сегодня, но и приоткрыли дверцу в новый мир, в царство свободы, которую позже, рабочим России, Китая, Кореи, Кубы, Восточной Европы удалось открыть чуть шире.

Спустя почти сорок лет после поражения парижских коммунаров, Ленин, анализируя их ошибки, приходит к тому же, что и Маркс, выводу о несовместимости социализма и патриотизма и о губительности такого совмещения для пролетарского движения:

"Восставший против старого режима пролетариат взял на себя две задачи - общенациональную и классовую: освобождение Франции от нашествия Германии и социалистическое освобождение рабочих от капитализма. В таком соединении двух задач - оригинальнейшая черта Коммуны", - пишет Ленин.

В соединении противоречивых задач - патриотизма и социализма - была роковая ошибка французских социалистов".

Ленин вовсе не советует революционерам взять на себя функции патриотов при непатриотическом буржуазном правительстве, что с переменным успехом делала КПРФ на протяжении 90-х годов. Наоборот, Ленин видит в четком разграничении патриотизма и социализма важнейшую задачу социалистов, а в том, что тогдашние французские революционеры с этим не справились, видит их роковую ошибку. Сегодня, когда большинство левых такую задачу для себя даже не ставит, а наоборот, рассуждает о некоем "левом" или "народном", а то и коммунистическом патриотизме, это уже не ошибка, это сознательное подчинение угнетенных классов совершенно чуждым для них целям.

Как патриоты обрабатывают Ленина

Свою классическую работу "Государство и революция" Ленин начинает со слов, что неплохо было бы показать, что в действительности писали Маркс и Энгельс о государстве, поскольку социал-демократические толкователи уже успели разобрать по цитатам работы классиков, придавая им самый невинный и безопасный для буржуазного общества вид.

"Угнетающие классы, - пишет Ленин, - при жизни великих революционеров платили им постоянными преследованиями, встречали их учение самой дикой злобой, самой бешеной ненавистью, самым бесшабашным походом лжи и клеветы. После их смерти делаются попытки превратить их в безвредные иконы, так сказать, канонизировать их, предоставить известную славу их имени для "утешения" угнетенных классов и для одурачения их, выхолащивая содержание революционного учения, притупляя его революционное острие, опошляя его".

По злой иронии истории механизм выхолащивания содержания революционного учения был применен к Ленину в гораздо более широких масштабах, чем даже к Марксу и Энгельсу. Кроме того, что Ленин был объявлен автором горбачевско-дэнсяопиновского "рыночного социализма", он, как пишет главная газета КПРФ "Советская Россия", еще оказался и "великим патриотом".

"Патриотизм - одно из наиболее глубоких чувств, закрепленных веками и тысячелетиями обособленных отечеств", - эти слова Ленина из статьи "Ценные признания Питирима Сорокина" в качестве доказательства патриотизма лидера большевиков годами путешествуют по страницам патриотических газет.

Но и тут патриоты не могут обойтись без жульничества. Обрывая ленинские слова, они скрывают от читателей истинное отношение Ленина к патриотизму. Тем не менее, это отношение черным по белому пропечатано на той же страничке Полного собрания сочинения. Продолжим цитировать Ленина ровно с того места, где патриоты обрывают мысль великого революционера:

"К числу особенно больших, можно сказать, исключительных трудностей нашей пролетарской революции принадлежало то обстоятельство, что ей пришлось пройти полосу самого резкого расхождения с патриотизмом, полосу Брестского мира. Горечь, озлобление, бешеное негодование, вызванные этим миром, понятны, и само собою разумеется, что мы, марксисты, могли ждать только от сознательного авангарда пролетариата понимания той истины, что мы приносим и должны принести величайшие национальные жертвы ради высшего интереса всемирной пролетарской революции".

Ленин пишет о совершенно противоположном! То, что патриотизм - это одно из наиболее глубоких чувств, составляло как раз великую трудность для революции. А долг революционеров состоял в том, чтобы принести в жертву национальные интересы ради высшего интереса мировой революции. Конечно, патриоты ни тогда, ни сегодня не понимали этого. Большевики представляются им жуткими людьми, бросающими Великую Державу в топку мировой революции, отдающими громадные территории врагу. И их невозможно убедить в правильности такого шага, поскольку они исходят из идеологической иллюзии "национальных интересов", которые были и тогда и остаются сегодня псевдонимом интересов буржуазии и ничем другим.

Брестский мир вызвал неприятие и злобу не только буржуазных слоев. Мелкобуржуазная партия левых эсеров, ослепленная патриотизмом, пошла на разрыв правящего блока с большевиками и попыталась поднять мятеж против большевистского правительства ("мелкая буржуазия, по ее экономическому положению, более патриотична и по сравнению с буржуазией и по сравнению с пролетариатом" - раскрывает корень патриотических настроений "социалистов-революционеров" Ленин). Даже в партии большевиков, авангарде рабочего класса, очень влиятельные лидеры, такие как Бухарин, а отчасти даже Троцкий, не могли в 1918 году полностью принять антипатриотической ленинской позиции. Приводим еще слова Ленина:

"Большую роль... сыграло то, что наша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма. Мы говорили: если ты социалист, так ты должен все свои патриотические чувства принести в жертву во имя международной революции". (ПСС, т.37, стр.213)

Действительно большие трудности для дела революции представляет глубокое чувство патриотизма, воспитанное веками разделенных отечеств. Кстати, даже обрезанная патриотами цитата Ленина ровным счетом ничего не говорит в пользу патриотизма. Если чувство глубокое - вовсе не значит, что это "хорошо". Не менее глубоким является и религиозное чувство, а в странах Африки капитализм до сих пор не смог еще окончательно победить глубокое чувство веры в духи умерших предков и колдовство.

Другая любимая патриотами статья Ленина называется "О национальной гордости великороссов". Сама статья обладает таким гигантским антипатриотическим зарядом, что ее предпочитают даже не цитировать, а просто, рассчитывая на неосведомленность аудитории, заявляют: "Ну писал же Ленин о национальной гордости великороссов". Писал. Так он и об империализме писал и о самодержавии, хотя являлся их принципиальным противником.

Почитаем Ленина в подлиннике, до патриотической кастрации:

"Как много говорят, толкуют, кричат теперь о национальности, об отечестве! Либеральные и радикальные министры Англии, бездна "передовых" публицистов Франции (оказавшихся вполне согласными с публицистами реакции), тьма казенных, кадетских и прогрессивных (вплоть до некоторых народнических и "марксистских") писак России — все на тысячи ладов воспевают свободу и независимость "родины", величие принципа национальной самостоятельности. Нельзя разобрать, где здесь кончается продажный хвалитель палача Николая Романова или истязателей негров и обитателей Индии, где начинается дюжинный мещанин, по тупоумию или по бесхарактерности плывущий "по течению". Да и неважно разбирать это. Перед нами очень широкое и очень глубокое идейное течение, корни которого весьма прочно связаны с интересами господ помещиков и капиталистов великодержавных наций. На пропаганду выгодных этим классам идей затрачиваются десятки и сотни миллионов в год: мельница немалая, берущая воду отовсюду, начиная от убежденного шовиниста Меньшикова и кончая шовинистами по оппортунизму или по бесхарактерности, Плехановым и Масловым, Рубановичем и Смирновым, Кропоткиным и Бурцевым".

Отметим только одно: для Ленина не важно является ли патриот буржуазного отечества продажным писакой или "добросовестно" заблуждающимся в силу узости кругозора оппортунистом. Это, выражаясь юридическим языком, объективное вменение вполне допустимо, так как добросовестное заблуждение, как показывает пример ряда социал-демократов времен Первой мировой войны, бывает даже более опасным, чем прямая продажность, которую массам раскусить куда легче.

"Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? - спрашивает далее Ленин, - Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину"

Хочется поставить точку, правда? Пролетариям не чуждо чувство национальной гордости - и у "левых" патриотов сошлись все концы с концами: Ленин - великий патриот. Но настоящий, некастрированный Ленин ставит запятую и продолжает:

"мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом, начал свергать попа и помещика.

Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое (когда помещики дворяне вели на войну мужиков, чтобы душить свободу Венгрии, Польши, Персии, Китая) и свое рабское настоящее, когда те же помещики, споспешествуемые капиталистами, ведут нас на войну чтобы душить Польшу и Украину, чтобы давить демократическое движение в Персии и в Китае, чтобы усилить позорящую наше великорусское национальное достоинство шайку Романовых, Бобринских, Пуришкевичей".

Таким образом, по Ленину, предметом национальной гордости русских революционеров является то, что в России появился класс, способный присоединиться к международной армии пролетарской революции, появилась революционная партия, способная ради интересов этой революции пойти в разрез с "национальными" интересами, вплоть до пожелания поражения "своему" отечеству в мировой войне. Этот "патриотизм" не имеет ничего общего с патриотическими восхищениями Петром I, Александром Суворовым и т.д. Наоборот, "национальная гордость" русских революционеров заключается, по Ленину, в том, "мы особенно ненавидим свое рабское прошлое", в том, чтобы без обиняков бросать своей нации в глаза слова правды: "жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы". Сравните слова Ленина с сегодняшними стенаниями патриотических писателей о "самом непокорном в мире народе". Нет, сегодня надо говорить, что нация принимающая ельцинско-путинский авторитаризм, позволяющая себя угнетать национальному и транснациональному капиталу представляет собой жалкое зрелище. К ней сегодня в полной мере применимы слова Чернышевского, а вовсе не слова Сталина выпившего в 1945 году за русский народ.

Сегодня наша нация не может принять на свой счет не только слова Сталина, но и слова Ленина о национальной гордости великороссов. Ведь сегодня у великороссов нет ни "могучей революционной партии масс", ни даже серьезного отпора насилиям капиталистов.

Не менее жестко говорит Ленин и о "судьбах страны" с болью за которые до сих пор носятся полки патриотической интеллигенции.

"Пролетариат не может относиться безразлично и равнодушно к политическим, социальным и культурным условиям своей борьбы, следовательно, ему не могут быть безразличны и судьбы его страны. Но судьбы страны его интересуют лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с.-д. "патриотизма" (В.И.Ленин, Воинствующий милитаризм, сочинения, изд. 4-е, т. 15, стр. 171-172).

Именно этим неприличным патриотизмом накормили до отвала и продолжают кормить гигантское большинство левых политиков бывшего СССР. У них не хватает смелости по-ленински поставить в центр внимания классовую борьбу, оставив иллюзии "общенациональных интересов" тем, кому они по праву принадлежат - крупным и мелким буржуа.